- сякая животина свой обычай и свою повадку имеет - философствовал дед Михаил. - Уж на что домашняя скотина - при человеке всегда живет, а и к ней подход должен быть. Бывает, всем хороша корова аль коза, а молока не дает, поскольку не ко двору пришлась, домовому не приглянулась. от и волтузит он и тиранит животину. Какое уж тут молоко!

- Бывает, и людям несладко приходится от домового, - ввернул я с тайной надеждой, что дед Михаил отыщет в потайном уголке своей обширной памяти занимательную историю.

- Конечно, - согласился он. - То во сне душит, то синяков на теле наставит. Прежде-то в каждой избе свой дедушка домовой обретался. Теперь про них не слыхать: верить в них перестали, они и не показываются. А были, были. Мой отец сам видел домового - как я тебя вижу. Годков десять мне тогда было…

Стая снегирей внезапно шумно поднялась и улетела, будто кусок розовой зари промелькнул мимо окна. Мы с дедом прильнули к стеклу. На завалинке соседнего дома сидел здоровенный кот - черный с белыми лапками. Он тянул шею к опустевшему кусту сирени, двигал усами, принюхивался.

- Так я и знал! - воскликнул дед. - Опять Грек снегирей распугал - кот соседский. от животина зеленоглазая, везде нос сует. Теперь моих генералов только через неделю ждать можно!..

- Так вот, годков десять мне было, когда мой отец своего домового увидел, - принимаясь за работу, продолжал рассказ дед Михаил. - Отец мой, Иван Михалыч, человек был трудящий, много разных работ перепробовал. Крестьянствовал, у помещика Серова землю арендовал, да землица не прокормила. 'Казанку' строил, в насыпь землю возил, а как рельсы положили - в извоз ушел: то хуторских с дощаников на базар отвезет, вишни оттоль много шло, то на мельницы зерно аль муку на Купеческую пристань доставит. Так и вертелся. Семья большая, все есть хотят.

извозе первейшее дело - лошадь. И была у нас лошаденка немудрящая, светленькая, а грива черная. Сама тощенькая, вроде козы, а дело справляла не хуже других прочих. Так ведь продал ее отец! Он, родитель мой, козыристый был, не тем будь помянут. Любил и пофорсить, и прихвастнуть. Бывало, выпьет не в меру и начнет выкобениваться, 'графом' себя называть. За то нас Графовыми прозвали, по-уличному. Сергей, брательник мой, так Графовым и в солдаты ушел…

Так вот, лошаденку родитель продал и на двор привел коня. Не конь - картинка! ороной. Ноги в чулках. Полюбили мы оронка. Бывало, вынесешь хлебца кусочек с солью, он осторожно так с ладони возьмет, губы у него мягонькие, будто бархатные… - Глаза у деда Михаила спрятались в морщинах, он улыбался в усы. - Да не пришелся тот конь ко двору. Пуганый стал. Худеет на глазах. Отец ему и сена, и овса… коновала приглашал - доктора конского. Тот щупал животину, мял, в рот заглядывал. 'Здоровая, - говорит, - лошадка'. С тем и ушел.

Совсем отец пал духом: ну как подохнет коняга? Сумки шить да по миру идти?..

Скор был на дела родитель мой. первый же базарный день продал оронка. С убытком. Привел другую лошадь. Серую. яблоках. Соседи приходили на погляд. Хвалили: 'На такой лошади настоятеля собора отца ласия возить не зазорно'. Только и эта лошадка не прижилась. С каждым днем слабеет. Глаза пуганые. Дрожит вся, и шерсть блеск потеряла.

Беда наша всей улице стала известна - как же, открыто жили. Доброхоты появились, советчики. Одни говорят: попа зови, пущай святой водой конюшню окропит. Другие: козлиные рога над колодой прибей - ласка, вишь, животину мучает, зверек этот конским потом питается… Ну и всяко разно…

Жил от нас через три двора дедушка Ермилыч. етхий уж, с печки не слезал. вечеру он к нам в избу приковылял: 'Слыхал, аня, про твою невезучку с лошадками. идать, не показалась ЕМУ ни вороная, ни серая'. - 'Кому это, дедушка Ермилыч?'. - 'Известно кому, домовому'. Отец только рукой махнул, сказки, мол. А Ермилыч свое: 'Сядь, аня, под борону и