Когда вырученные из осады пограничники и население близлежащих селений, разбежавшееся было по укрытиям в окрестных горах и лесах, устроили праздник в честь защитников своих, те прошлись торжественным маршем по выложенной булыжником главной площади заставы.
Это был редкий момент, когда задумчивый всегда и как бы отстраненный от всего Ли Эр стал оживлен, улыбчив, разделяя со всеми праздник, радуясь ему.
Но Дин Хун был не так добр и великодушен, чтобы не преминуть напоминанием его недавних стихов:
Ли Эр вдруг покраснел и не сразу нашелся, что ответить.
- Странные стихи, не находишь? - посмеивался Дин Хун. - Только по причине моей необразованности я забыл автора… хотя, как ты знаешь, в библиотеке часто сижу. Какой такой недалекий философ мог так глупо выразиться? Я бы от стыда сквозь землю провалился, будь даже просто знаком с ним…
Но Ли Эр все-таки собрался для отпора.
- Если даже интонация может менять смысл сказанного, то выдергиванье отдельных слов и вовсе может привести к совершенно превратному их истолкованию, - сказал он. - А это коварный прием. Ты опустил важные слова в одном месте: 'Достойный правитель в мирное время применяет силу только для защиты…' А в другом, после слов 'Достойный избегает поль-
5*
зоваться им', ты нарочно пропустил продолженье:'Разве только вынудят его. Главное, всеми силами сохранять мир'… Что плохого этим сказано? Надо сначала вникнуть в суть, дойти до смысла, а потом бросать упреки…
- Ну ладно, тогда вынужден дочитать твои стихи до конца:
И как ты объяснишь тогда, - кивнул Дин Хун на марширующих армейцев, - все это торжество?
- Опять ты совершаешь подмену. Этих нельзя считать победителями. Не они же напали на мирного противника и победили. Их чествуют только потому, что они вовремя подоспели сюда и почти без боя вытеснили врага. Получается, они - просто защитники, освободители.
- Победитель тот, кто выиграл войну… Нет, такими увертками ты все что угодно объяснишь, кого угодно запутаешь. Значит, защитникам, освободителям не положено победы?.. Надо ж так сказать: 'Победе подобает похоронный ритуал'…
А тут как раз закончился парад, замолкли победные звуки военного марша. Началась церемония награждения отличившихся. И двоим неуступчиво спорившим друзьям тоже были вручены знаки отличия - за то, что они первыми обнаружили и сообщили о вторжении и тем предотвратили его внезапность.
Когда их, юношей, вывели перед строем, перед множеством собравшегося народа, они показались сами себе растерянными мальчишками. ечно спорящие о вселенских вопросах, они застеснялись, как от какого-то позора, и не знали, куда девать руки, глаза, а лицам стало жарко, словно устремившиеся на них тысячи глаз слали, подобно лучам, свое тепло.
Каждый по-своему, конечно, но оба вынесли из этого, казалось бы, приятного события не то что растерянность, но, пожалуй, потрясение, которое они пронесли потом через всю жизнь и которое в последующем не раз повлияло на выбор ими своих путей, на принятие важных решений. Они в тот момент каким-то странным образом испытали совершенно противоположные чувства - одновременно и гордость от перепавшей им толики славы, и некий позор выставления на всеобщее обозрение и будто бы порицание… да, эфемерность как людской славы, так и людского порицания. Как ни странно, они ощутили, что славу и позор разделяет лишь тончайшая и зыбкая перегородка.
Да, у кого-кого, а у людей всеобщее ликование одобрения и поощрения в одночасье, в единый миг может обратиться в свою противоположность - ненависть и проклятие…
Их окружал, они поняли, неустойчивый и ненадежный мир, в котором противоположности зыбко перетекали друг в друга, а то и сливались, смешиваясь, взаимно растворяя и растворяясь, - чтобы тут же разделиться опять… Перед ними был Мир текучих и неуловимых смыслов, полный неопределенности и потому человеческих в нем сомнений.
Мир, где все, казалось бы, нарочито перемешано, свалено в одну кучу, и не разобрать, где добро, а где зло, где правит истина, а где злодействует
намеренное заблуждение. И каждому из них предстояло найти в нем свой Путь.
Дружба и истина
конце обязательной службы пути друзей разошлись, как кажется, навсегда.
Но это лишь кажется, лишь при жизни на этой земле. А если заглянуть за ее горизонт, то там, должно быть, предстоит им вечная встреча, и можно надеяться, что разрешатся, наконец, все их споры, и обретут они свет истины…
А пока Дин Хун, отбросив всякие сомнения, твердо решил связать всю свою жизнь с охраной границы. Он понял, что это его единственное земное предназначение, судьба, предопределенная свыше…
- Ну и ну!.. - Так неопределенно промычал, узнав его окончательное решение, Ли Эр и покачал головой, почему-то подергал свое длинное ухо. - Странно! И ты добровольно идешь на это?
- Я понял, что это мое… как это говорится? Призвание, да.
- Странно, как может быть призванием то, что разделяет созданный севышним Тенгри единый мир… Это же великое недоразумение, пойми! Ну, нельзя делить между людьми землю и небо, нельзя ограничивать созданное без всяких границ, препятствовать свободному передвижению вольного человека. от ты представь себе единое море, а по нему ходят вольные волны, ветер гуляет из конца в конец, и везде одинаковое солнце, дождь ли, радуга. А под водой рыбы плавают… и вот, глядишь, стоит там такой чурбан, как ты, называет себя пограничником и не пускает одних рыб сюда, а других туда… Представляешь, как дико?
- Представляю… Но не я же разделил эту землю и даже моря. Это до меня было, да и после меня останется. Так уж все устроено.
- Но ты не понимаешь, что хочешь посвятить свою жизнь совершенно бесполезному делу! А это неразумно, ведь рано или поздно все границы рухнут, человечество доживет до разумного восприятия мира и откажется от них. Я рассуждаю о том, как всё должно быть, а не о том, как оно есть…
