— К русскому-то обеду? Разумеется! Сейчас охладим чуть-чуть, пока ты руки моешь.

— Текила-борщ? — мечтательно протянул Ойген. — Бармены Франкфурта киснут от зависти!

Ян прошёл в ванную и сразу замёрз — окно-фрамуга, выходящее на улицу, было распахнуто, а на декоративной маленькой батарее кто-то завернул кран, так что помещение слегка напоминало вытрезвитель.

Фыркнув, полилась вода, закрутились счётчики. Учёт, порядок, нормативы расхода. Ужас. Подставив ладони под теплеющую воду, Ян поймал мурашку и покрылся гусиной кожей. Раз-другой ополоснул лицо, смывая с себя дорогу. Смыть бы ещё и Шереметьево, и оставленную в сейфе папку с деньгами, и вообще. Не хотелось грузить друзей своими заморочками. Ян намылил руки скользким жидким мылом, потом под краном долго оттирал его с пальцев. Непривычно мягкая вода, особенно после Москвы.

В коридоре послышались шаги.

— Ян!!!

Вальдемар обладал голосом повышенной проникающей способности, натренированным на детских утренниках и в неформальных сценических постановках. Раскатистый бронебойный баритон легко преодолевал железобетонные перекрытия, что уж говорить про хлипкую картонную дверь!

— Выручай, слушай! Срочно нужна рифма к слову «лирик»! Может быть, твой незамыленный слух поможет нам подобрать что-то достойное.

— А зачем вам? Рифма — какого назначения?

— Не слышим тебя, — пророкотал Вальдемар. — Чётче артикулируй.

— Я спросил.

— «Клирик» — не предлагать!

Ян ткнулся лицом в полотенце, быстренько промокнул воду, чтоб она не потекла за ворот, и открыл дверь.

Вальдемар стоял напротив, держа в руках две полных ёмкости:

— Ну, за встречу?

— Не остыла ж ещё!

— А это пробничек! Пробничек разрешается и так.

Ян осторожно принял налитую с верхом стопку:

— Вот так: с утра, в коридоре, без закуски.

— Три «нет», по всем пунктам, — Ойген мягким шагом, тоже стараясь не расплескать, подтянулся с кухни.

Принёс блюдечко с очищенным мандарином, горкой маринованных корнишонов и зачем-то тюбиком васаби.

— «Собери лайм из подручных средств»? — уточнил Ян.

— Не придирайся! Итак: закусь есть, в Москве время — два, в Петропавловске-Камчатском — как обычно, а что мы оказались в коридоре — так это уж где пробник застанет. Не зарекайся от встречи с ним, ибо! Ещё вопросы, или чокнемся уже?

— А лайм Грета привезёт, — сладким голосом сказал Вальде-мар.

— Я что-то пропустил? — удивился Ян. — А Наташа разве...

— Не за пробником! — строго сказал Вальдемар. — А то у Ойгена аппетит пропадёт.

— Понял!

— Погоди! Пока процесс не затянул нас в темпоральный провал. — Ойген нахмурил брови, — ты сразу скажи, у тебя какие-то конкретные дела намечены, чтоб ко времени?

Ян сосредоточился. Ко времени были только Крутовы. Остальное — по наитию.

— В среду, — сказал он. — Туристов поеду катать. А до этого — так, по мелочи, как пойдёт.

— Вопросов больше не имею!

При соприкосновении сосудов те слегка сообщились, и текила всё-таки просочилась между пальцев.

— Рады тебе, — сказал Ойген.

— Превзаимно! — ответил Ян, осторожно выдыхая.

— Ну, чего встали в коридоре? — возмутился Вальдемар. — На кухню или в комнату?

В гостиной доминировал длинный чёрный диван, больше похожий на офисный атрибут, чем на что-то домашнее. Противоположную дивану сторону комнаты занимала заслуженная гэдээровская «стенка». Ойген снял квартиру без меблировки, и она с миру по нитке постепенно заполнилась, чем заполнилась.

— Задача следующая, — объяснил Вальдемар. — Мы тут долго обсуждали, чего нам, понаехавшим с Востока, не хватает в Неметчине, чтобы наконец-таки почувствовать себя здесь как дома.

— Да! — авторитетно подтвердил Ойген и вышел.

— Всё, вроде, есть: жильё, работа, компания, вот и паспорта уже даже получили, и имена как у бундесов, а что-то не то, какой-то некомплект. Ну, мы провели мозговой штурм — и поняли: нужен герб! — Ойген вернулся с початой бутылкой «Столичной».

Тут же пояснил:

— Из морозилочки.

— Представляешь, Ян, — Вальдемар мечтательно повёл дланью, — входишь в нашу хрущёвку, поднимаешься к нашей двери, а над ней — герб! Сразу понятно становится: не абы кто тут живёт. Люди с родословной, с корнями. Не баронеты, конечно, но и не гастарбайтеры какие-нибудь.

— Начинаю понимать, куда рифма, — кивнул Ян.

Выпили. Встряхнулись.

— Она быстро закончится, — утешил всех Ойген, — а потом будет вкусная текила.

— В середине — как положено, символика: для меня — театральная маска, а что для Женьки — пока в обсуждении. Предлагали модем — не хочет. Предлагали сноп проводов с разъёмами — не угодишь! А вокруг лента вьётся, а по ленте — стихи. Первую строчку уже придумали: «Казахский физик и молдавский лирик...», а дальше никак. Надо же достойно завершить, и буквами такими а-ля готик написать.

— Какой «готик», когда всё по-русски? — уточнил Ян, забирая с блюдца последний корнишон.

— Их проблемы, — отрезал Ойген, — если прочесть не смогут. Мы же старались! И ещё: сверху часы, а на них — без пяти одиннадцать!

— А это почему?

— Ну, забыл, что ли? Мы же познакомились на бензоколонке! Стоим такие, я впереди, Вова чуть сзади, волнуемся, что в одиннадцать перестанут бухло продавать, здесь же орднунг, всё минута в минуту, а передо мной югослав, и какая-то у него ерунда там, типа за полный бак дали мало наклеек — знаешь такие, как марки, собираешь на карточку, а потом бонусы всякие — короче, перекрыл очередь наглухо! А мне ребята с Бремена звонят, наши, семипалатинские, но правильные такие казадойчи[12] , всё по-немецки, и я с ними так же. Предлагают гешефт — то ли мутный, то ли сами не понимают, чего хотят. Отошёл я, короче, на шаг, и говорю им: мать вашу, пацаны, ну вы что тупите-то? А сам показываю тем, кто за мной в очереди — проходите, мол, разговариваю пока! Вова, значит, кладёт югославу руку на плечо и говорит: братушка, погоди с бонусами, а? Без пяти, закроют же сейчас!

— В общем, я бутылку купил, — подытожил Вальдемар, — а Женя не успел со своими гешефтами. Ну, не пропадать же человеку! Предложил ему преломить хлеба и питьё, пришли сюда. А я же тогда как раз жильё искал с кем-нибудь пополам.

— Да нет, слышал я вашу историю, — подтвердил Ян. — Просто она каждый раз новая, люблю следить за метаморфозами.

— Вот поэтому на часах без пяти одиннадцать, — сказал Ойген. — А также, потому что это как бы лёгкий левый уклон. Обеими стрелками. Чуть-чуть такой, без экстремизма.

— А с двух сторон герба — колосья, — добавил Вальдемар. — Чтобы всё по-настоящему.

— Наш ниспровергатель основ, — покосился на него Ойген, — поставил тут себе на звонок гимн Советского Союза. Полифония, конечно, так себе, но всё равно — узнаваемо. Во Франкфурте мало кто врубается, зато в Берлине — видел бы ты, как старушки шарахались!

— Хочешь послушать? — обрадовался Вальдемар, ища по карманам телефон.

— Давай, — согласился Ян.

— Вов, — Ойген аккуратно разлил по половинке.