— Звонил по телефону.
— У него в кабинете испорчен телефон?
— Сказал, что испорчен.
Кузьмич повернулся, чтобы идти к себе. В дверях стояла Саша. Она все слышала.
В кабинете Саша крутанула ручку телефона, сняла трубку. Коммутатор тотчас ответил.
— У кого из сотрудников неисправен телефон? — спросила Саша. — Назовите номер кабинета.
— Испортился номер двадцать девятый, — последовал ответ.
— Чей телефон?
— Товарища Лелеки.
— Что случилось с телефоном и когда?
— Не действует со вчерашнего дня. Не доходят звонки. Монтер был болен, но сегодня вышел на работу. Исправляет неполадки… Минуту! Вот он звонит. Спросить, какое было повреждение?
— Не надо, — Саша положила трубку. — Я хочу ехать в Харьков, Кузьмич. Сегодня же выехать, первым поездом. — Она поежилась, будто в комнате стало холодно. — Почему-то мне кажется, что и с Захаром Пожидаевым может случиться неладное… Нет, я никого не подозреваю. Во всяком случае, для этого пока нет оснований. Просто боюсь за Захара. Боюсь и ничего не могу с собой поделать. Ему нельзя возвращаться сюда, пока мы не распутаем всю эту мрачную историю. Дайте депешу на линию, пусть осматривают все поезда, идущие к нам, отыщут Захара и снимут. Во время поездки я буду связываться с вами, где-нибудь найду его — в Харькове или по дороге… Нельзя отдать им еще одну жизнь!..
— Этих твоих опасений не разделяю, — сказал Кузьмич. — Но в Харьков поедешь.
— Сегодня?
— Не успеешь. — Кузьмич взглянул на часы. — Завтра утром туда уйдет эшелон… Теперь одно деликатное дело. Хорошо бы приглядеться к Лелеке. Меня интересует, чем он занимается вне стен учреждения.
— Думаю, обычное наблюдение не даст результата.
— Верно. Нужен человек, который мог бы с ним сблизиться. Найдешь такого?
— Попробую.
— Тогда решили. Поаккуратней, Саша.
Она кивнула, пошла к двери. У выхода обернулась:
— Ко мне обязательно обратятся из группы, расследующей убийство Ящука: известно же, кто поселил его в гостинице. Что я должна ответить?
— Пошлешь их ко мне.
У себя в комнате Саша долго перебирала в памяти всех, кого хорошо знала. Для выполнения трудного задания требовался абсолютно надежный человек.
В конце концов выбор пал на Олеся Гроху. Правда, был он порывист, не в меру горяч, имел и другие недостатки, но отличался острым умом, хитростью, способностью мгновенно принять нужное решение и четко его выполнить.
Гроха тотчас явился на вызов. Выглядел он озабоченным, усталым. На ходу дочитывал письмо. Пояснил: письмо от дружка, которого не видел несколько месяцев. Спрятав письмо в карман, сел на стул и приготовился слушать.
А Саша медлила — все прикидывала, как лучше изложить Грохе суть поручения и при этом умолчать о причинах, по которым руководство УЧК решило понаблюдать за одним из своих сотрудников.
Начала Саша с того, что сделала Грохе внушение за красные глаза и щетину на щеках и подбородке. Чекисту надлежит являться на работу бодрым, выбритым и подтянутым, а не как после какой-нибудь гулянки.
Гроха усмехнулся. Он вовсе не гулял. А что не спал, это точно.
— Что же ты делал? Чем занимался?
— Шахматами.
— Шахматами? — недоверчиво переспросила Саша. — Вот не замечала за тобой этих способностей.
— Я и сам не замечал.
— Тогда не темни, выкладывай все начистоту.
— Не играли мы в шахматы, это верно, — сказал Гроха. — Задачки решали. Какая тебе разница?
— Шахматные задачки? — Саша начала злиться. — Ну-ка, прекрати этот цирк!
— Ей-богу! — Гроха молитвенно сложил руки, подался вперед. — Ей-богу, Саша, не вру! До утра просидели над теми задачками. Знаешь как интересно!
Гроха — забияка, сорвиголова, Гроха — и шахматы? Это было невероятно. И тем не менее Саша чувствовала, что он говорит правду.
— С кем же ты решал те задачки?
Гроха сказал:
— С Костей Лелекой.
Вот так совпадение! Казалось бы, Саше надо радоваться, что все так удачно складывается. А она ощутила тревогу, растерянность.
— Всю ночь? — проговорила она, стараясь не выдать волнения. — Где же вы были?
— Дома у него.
— Оказывается, он шахматист?
— Еще какой! Шахматы у него знаешь какие — слоновой кости! Книжки всякие, учебники… Мы с ним в синематографе были вечером. Потом он говорит: «Пошли ко мне, посидим». Ну, добыл я по дороге бутылку красного… Побыл немного у Кости, стал собираться. А он возьми и достань ту книжку с задачками. Взял доску, расставил фигурки: попробуем, мол. Я отнекивался. Да он настырный, Лелека! Потом я увлекся. Так и просидели до света.
— Понятно, — сказала Саша. — Ну что ж, шахматы штука такая: втянешься — не отлипнешь. Вот и я знала одного: час сидит за доской, другой, третий. Не замечает — день на дворе или ночь. Выйдет на воздух проветриться — и снова решает задачки. Говорит: гимнастика для мозгов — лучше не придумаешь… А вы с Костей выходили воздухом подышать?
— Нет, — сказал Гроха. — Как сели, так и не вставали. Опомнились, когда пришло время на службу идти.
— Ну, ты парень усидчивый, это все знают, — усмехнулась Саша. — Околдовали тебя, что ли?
— Интересно было.
— А он? Ему же это не в новинку.
— Все равно сидел как привязанный.
— И не отлучался никуда — на полчаса, на час? Скажем, за папиросами или за чем еще?..
— Говорю, нет!.. Разве что утром. Утром к нему постучали, он и вышел отпереть дверь.
— Должно, газету принесли.
— Нет, вроде бы не газету. Он не с газетой вернулся… Стой! А ты чего интересуешься?
— Это я интересуюсь? — воскликнула Саша. — Сам все рассказывает, голову морочит. А я слушаю, дура! Нужны вы мне оба — ты и твой дружок!..
— А чего звала?
— «Звала, звала»!.. — Саша достала из сейфа недавно полученную ориентировку: — Читай!
— Да я знаю, — сказал Гроха, едва взглянув на бумагу. — Позавчера показывал Кузьмин.
— Тогда извини.
И Гроха был отпущен.
Почти тотчас к Саше вошел Кузьмич. Оказалось, проходил по коридору, увидел Гроху. Вот и решил узнать, как и что.
Выслушав Сашу, он сказал:
— Ну что ж, для начала достаточно. Мы знаем, как Лелека провел вчерашнюю ночь. Отличное алиби, если бы кому-нибудь вздумалось предъявить ему обвинение в убийстве Миколы Ящука… А раньше он встречался с Грохой, приглашал его домой?
— Пока не знаю.
— А почему не сказала Грохе, чего мы от него хотим?
