справились с едой. Мужчина хлопотливо запаковывал сверток с остатками пищи.
Он потер лоб, вздохнул. Очень хотелось курить, а табаку не было. Ну да ничего, можно и потерпеть. Самое трудное осталось позади. Через два дня они будут на месте. Это уж точно, что будут.
Теплый солнечный день в Киеве. Только что прибыл эшелон с юга, выплеснул на привокзальную площадь тысячную толпу. На приехавших наб — росились перекупщики. Начался торг. Так продолжалось с полчаса. Потом площадь опустела, ветер погнал по ней утиный пух, скомканную бумагу, остатки камышовых корзин…
Тогда появились Саша и Шагин. Правой рукой Андрей прижимал к боку портфель, все так же запеленатый в пиджак, левой поддерживал Сашу.
Огромный город пересекли пешком — они едва не падали с ног под грузом драгоценностей, но у них не было своих денег, чтобы нанять из — возчика.
И вот здание Всеукраинской ЧК.
В кабинете председателя ВУЧК Мартына Лациса Саша отщелкнула замки портфеля, вывалила на стол груду сокровищ.
Всего десять дней назад портфель был как новый, Теперь же его черная лакированная кожа потрескалась, пошла зелеными пятнами, а один бок и вовсе прогнил. Словом, портфель уже ни на что не годился.
Саша подержала его в руках, отбросила в угол…
ЧАСТЬ II
ПЕРВАЯ ГЛАВА
Ярким солнечным днем ранней осени 1919 года Саша прибыла в Одессу. Выйдя на привокзальную площадь, остановилась в нерешительности: куда идти? Сегодня воскресенье, — значит, мало надежды, что председатель Губчека или кто-нибудь из его заместителей окажется на месте. Ну а что толку от разговоров с дежурным? Предложит явиться завтра, когда будет начальство…
Стояла удушливая жара. Отвесные солнечные лучи будто насквозь пронзали немногочисленных вялых прохожих. И только деревья казались приветливыми и веселыми.
Под слабенькой тенью молодого каштана Саша решила передохнуть, сбросила вещевой мешок, присела на него. Очень хотелось спать — всю ночь провела на ногах, в тамбуре переполненного вагона. Она зевнула, кулаком потерла глаза. Взгляд ее упал на афишную тумбу. Оттуда на Сашу смотрела красавица в вечернем туалете. Дама держала на вилке большую котлету и иронически улыбалась. Это была реклама нового фильма, в котором играла знаменитая кинозвезда Вера Холодная.
Котлета напомнила о том, что почти сутки у Саши ничего не было во рту и, хотя аппетит начисто отсутствует, есть все же надо. Она сунула руку в карман вещевого мешка, нашарила кусок тяжелого мокрого хлеба, поднесла его ко рту.
Дама на афише продолжала улыбаться — теперь уже, как показалось Саше, откровенно насмешливо. Еще бы: ела она не кислый, лежалый хлеб, а нечто простым смертным недоступное.
— Дура, — беззлобно сказала Саша, упрямо размалывая во рту хлеб, — дура набитая!
— Дура и есть, — сказали за спиной.
Саша обернулась. В двух шагах от нее стоял человек с тяжелой челюстью, непрерывно двигавшейся, будто обладатель ее все время жевал. На голове мужчины была водолазная феска, руки в синей татуировке глубоко засунуты в карманы штанов. Впалую грудь обтягивала выгоревшая рваная тельняшка. «Матрос» хмуро смотрел на Сашу. Вот челюсти его замедлили движение, губы сложились трубочкой, из них вылетел длинный плевок.
— А ну, слазь! — негромко сказал он.
— Куда это я должна слезть? — ответила Саша, с любопытством рассматривая незнакомца.
— А туда… — Человек замысловато выругался, стрельнул глазами по сторонам. — Добром прошу, освободи торбу!
Площадь была пустынна. Убедившись в этом, мужчина пинком сбил Сашу с мешка, подхватил его, одним движением закинул за спину и зашагал прочь.
Саша вскочила на ноги, загородила ему дорогу.
— Не балуй! — Незнакомец снова сплюнул, поиграл слегка вытянутым из кармана ножом.
Он хотел сказать и еще что-то, но осекся: в руках у девушки оказался пистолет.
— Пардон, — пробормотал налетчик, сбросил мешок на землю и с независимым видом пошел к вокзалу.
— Стой!
Мужчина ускорил шаг.
— Стреляю! — сказала Саша.
Незнакомец остановился. Саша поманила его пальцем и, когда он подошел, показала на мешок:
— Бери!
Видя, что тот озадачен, настойчиво повторила:
— Бери!
Он поднял мешок, растерянно посмотрел на Сашу,
— Теперь двигай!
— Куда?
— Двигай, — повторила Саша, шевельнув стволом пистолета. — Сам знаешь куда.
Налетчик понуро побрел через площадь.
Саша сунула пистолет в карман жакетки и пошла следом, забавляясь создавшимся положением.
В двух шагах от здания ЧК «носильщик» остановился.
— Трое у меня, — глухо сказал он, глядя куда-то поверх головы Саши. — Трое, и все девчонки. Младшей годик. Второй день не жрали. Устали орать с голодухи… Увидел, что вытаскиваешь хлеб, не выдержал.
Саша с минуту молча смотрела на него.
— Дай сюда финку!
Он шевельнул прямыми, как доски, плечами, вытащил из кармана свое оружие. Это был кухонный нож с засаленной деревянной ручкой.
Саша повертела нож в пальцах. Подумав, сунула его в щель между тротуарными плитами, ногой нажала на рукоять. Лезвие хрустнуло и переломилось.
— Развязывай торбу!
Мужчина послушно размотал шнурок, стягивавший горловину мешка. Там оказался сверток с одеждой и два кирпича черного хлеба.
— Бери хлеб!
Человек тупо уставился на Сашу.
— Бери!
Он заплакал.
Саша вложила ему в руки оба кирпича, подхватила мешок и ушла.
Вскоре она сидела перед комендантом ЧК, к счастью оказавшимся на работе.
— Лады, — сказал комендант, просмотрев Сашины документы. — Лады, деваха. — Он откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку, пожевал губами. — Это когда же ты, стало быть, изволила приехать?
— Сегодня.
— Одна?
— С латышским полком. Особый латышский полк. А что? В чем вы сомневаетесь, товарищ?
Комендант не ответил. Тяжелым пресс-папье стукнул в боковую стену, к которой был придвинут стол. Видимо, пресс-папье для этой цели служило нередко: стена вся была в мелких выбоинках.
Комендант постучал вторично.
— Журба! — гаркнул он, обращаясь к той же стене.
Почему-то Саша была уверена: человек, которого зовет комендант, будет такой же бравый вояка, с боцманским голосом, при маузере и шашке на перекрещенных ремнях.
Но оказался Журба узкоплечим застенчивым пареньком лет шестнадцати. Войдя, остановился у порога,
