отсутствие структуры предопределяет тарабарщину: она послушно раскрывается для внутренней нашей реальности подобно художественному произведению.
Прием экспрессии через тарабарщину может быть очень ценным в связи с ее непредсказуемостью для стимуляции инициативы и рискованности в целом, однако у него есть и особое применение. Тарабарщина уникальна, по крайней мере, для некоторых: она способствует спонтанности экспрессии, которая иначе, т.е. словами и действиями, не получается. Таким образом, информация, несомая этими, казалось бы, бессмысленными слогами, может быть одновременно и ключом и семенем для самосознания. Иногда индивид может подвергнуть цензуре и выбраковать- весь свой гнев из высказывания, голоса, сознания, а в тарабарщине гнев обязательно проявится. Обычный голос остается непринужденным, а в тарабарщине проявляется страсть - это причина для продолжения работы над его подавленными нуждами. С тем, что высказано тарабарщиной, можно поэкспериментировать и высказать потом словами, что непременно будет способствовать осознанности.
Б. Индивидуальные предписания
В зависимости от того, что определяет интуицию и восприятие терапевта, он иногда усматривает «дыры в личности» индивида, как пишет Перлс:
… у каждого из нас в личности имеются дыры. Вильсон Ван Дусен первым открыл это в шизофрениках, но я убежден, что дыры есть у каждого из нас. Там, где что-то должно быть, там нет ничего. У многих нет души. У других - сексуальных наклонностей. У некоторых нет сердца. И вся их энергия уходит на просчитывание, обдумывание. У тех нет ног, они не могут стоять. У этих нет глаз. Их глаза, подобно прожекторам, высвечивает что-то из внешнего мира, они так и живут, будто видят только это что-то… У большинства нет ушей. Считается, что уши для того и созданы, чтобы ими слышать. А кто слышит? Если бы люди слышали, войны бы не было [13].
Терапевт может проявить смысл того, что пациент избегает в своей жизни и поведении, чего не может признать, принять или выразить, но что является его частью. Помогая ему выразить его истинные аспекты, которые им подавляются, терапевт помогает ему познать себя, стать ответственным за то, что он есть, т.е. стать целостным. Интуиция или восприятие, которые в обычной психотерапии воспринимаются как интерпретация или комментарий, помогают терапевту воздействовать на экспрессию пациента, задействуют «рот» пациента, а не его «ухо». Выражение Перлса
«Можно мне накормить вас предложением?» стало стандартным приемом, где пациент экспериментирует с возможной истиной, увиденной терапевтом, высказываясь о самом себе. Чаще всего такое действие обнажает смысл истины или фальши или же вызывает иную реакцию, более значительную, чем интеллектуальное согласие и отсутствие его.
Приглашение пациента делать то, чего он избегает, более эффективно, когда оно подразумевает действия, а не высказывания, имеющие значения действий.
Т.: Вижу, что вы избегаете смотреть на нее.
П.: Да.
Т.: Попробуйте обратное: посмотрите на нее прямо.
П.: Мне неудобно. Чувствую, что мне не хочется даже говорить с ней.
Т.: Так скажите ей об этом.
П. (ей): Меня к тебе совсем не тянет. Чувствую, что я совсем далеко от тебя. Вообще бы не хотел видеть тебя. (Более уверенно) Мне не хочется быть с тобой рядом. Ты меня заела своими постоянными претензиями. (Громко) Я тебя ненавижу!
В данном примере терапевт выступает в роли повивальной бабки, помогающей разродиться экспрессией того, что в противном случае осталось бы невысказанным. В других случаях терапевт может пойти еще дальше: может попросить «тихоню» выразить гнев, заставить «супермена» запросить помощи, самодовольного интеллектуала повторять «Я не знаю». Терапевт действует, интуитивно определяя «убийцу» в тихоне, неуверенность всезнайки, червоточинку в супермене. Предписания, подобные этим, могут основываться не только на интуиции или понимании первопричины, но и на принципе действия от обратного. Одной из оригинальнейших идей Перлса было применить фигуральное различение к вопросу о самовосприятии и личностном функционировании в целом. В рамках своего невроза мы раздуваем значение отдельных своих черт, которые почитаем за добродетель, и не замечаем тех, которые называем пороком. Таким же образом мы фильтруем свою спонтанность, какие-то проявления поддерживая, другие же тормозя. А что, если изменить точку зрения, принять за рассматриваемую величину, фигуру сам фон, на котором данная «фигура» смотрится? Что, если перевернуть весь наш жизненный эксперимент на некоторое время? Ведь если это удается, сколько новых возможностей мы получим.
Идея реверсии привычного самовосприятия и собственных поступков может принять различные формы, которые можно рассматривать как средства по извлечению экспрессии того, что откладывалось, не замечалось или подавлялось, как несовместимое с гештальтом. Отсюда можно вывести, что противоположная сторона человеческого отношения скорее всего также является его частью, хотя и менее развитой.
Принцип реверса может быть применим не только к чувствам, но и к физической стороне отношений. Раскрытие определенной позы, глубокого дыхания вместо сдерживаемого входа или выхода, изменение моторных отношений левой и правой сторон может привести к развертке неожиданных переживаний. Вот пример:
Терапевт замечает, что при выражении текущих переживаний пациент часто прерывает то, что он говорит и чувствует, в эти моменты он сглатывает или фыркает. Терапевт предлагает ему делать противоположное фырканию и сглатыванию. Пациент начинает усиленно и продолжительно выдыхать через нос и рот, что приводит, по его словам, «к незнакомым и удивительным ощущениям… будто бы я рыдаю, но как-то через силу, мускулы напряжены, как при зевании; такое напряжение мне нравится, особенно при выдохе до самого конца, ощущение как будто от оргазма».
Позже он обнаружил, что такое чувство у него было давно, только он ничего не знал об этом: «Это как вспышка, как желание взорваться изнутри, разодрать какую-то пленку, в которую я завернут, которая мешает мне. В. одно и то же время я и в смирительной рубашке, и сам себя сжимаю».
Краткое переживание было исходной точкой спонтанного развития в течение месяцев. Мускульное напряжение и сопутствующие ощущения становились все осознаннее, его все больше тянуло к физическим упражнениям. Затем он обнаружил, что удовольствие можно получить и от танцев, свободно выражающих его экспрессию в движении и в общем отношении. В конце концов он стал ощущать мышечное раздражение, проходящее только после осознания его причин при реагировании на людей в степени, неизвестной ему ранее.
Еще одним ориентиром для инициализации действия или выражения, сокрытых в собственном понимании отсутствия «законченности», является то, что, по терминологии Гештальта, называется отсутствием закрытия. Невысказанные слова и неопределенные действия оставляют в нас след, связывая с прошлым. Значительная часть наших мечтаний и грез является попыткой жить в фантазии о том, что нам не удалось в реальности. Иногда, как мы увидим в дальнейшем, терапевт призывает пациента сделать фантазии более реальными, обыгрывая их; иногда он просто разбирается в его ощущении незавершенности и предлагает пациенту выполнить то, что было отложено или выполнение чего избегалось. Эта идея может быть применима в разных формах: закончить в фантазии незаконченную мечту, сказать родителям то, что не было высказано в детстве, распрощаться с разведенным супругом или с умершим родственником. В групповой терапии является обычным разбираться в конце сеанса или с незавершенными ситуациями межличностного группового общения. Чаще всего «незаконченность» создается сдерживанием выражения одобрения или негодования, такое выражение можно рекомендовать в качестве группового упражнения.
II. Завершенность Экспрессии
Мы всегда стараемся полностью выразить себя. Настоящий писатель так вырисовывает безымянный
