и истощенным».
«Если вы столь искушенный охотник, который сосет меня своими 'невинными' вопросами, кусает, ждет, пока я ошибусь, чтобы оторвать мне голову, то я позволю себя кусать, но от ловушки уйду».
«Если с улыбкой Моны Лизы вы пытаетесь скрыть от меня свое несокрушимое 'Я лучше знаю' и хотите вывести меня из терпения, то я скорее усну.»
«Если вы 'псих ненормальный', то я перестану подыгрывать и спорить с вами. Нельзя же так».
Проявления манипуляции, которые в основном направляются индивидом на самого себя, более незаметны, чем в межличностных играх. Так, терапевт лучше чувствует отталкивание и притяжение, молчаливые притязания или задабривания, которыми хотят ограничить его свободу или вывести его из равновесия. И все же самоманипуляция является, наверное, тем самым фактором, который выделяет настоящую практику континуума осознанности от фальши, или от псевдопрактики, которую «хороший пациент» может проводить очень долго без существенных результатов. Такие способы управления потоком переживаний превращают сам континуум осознанности в игру, в которую играют просто по правилам. Результатом может стать длинное перечисление объектов в контакте, отрывков физических ощущений, звуков и т.д., скорее напоминающие изобретательство, чем самореализацию. То, что происходит в подобных примерах, объясняется уравнением правила «выражай свои переживания» с «опиши ощущения», где последнее лишь внешне кажется тем же самым.
Данный вопрос можно прояснить, если обратиться к экстремальному примеру: индивиду поставлена задача детально описать его визуальное восприятие. Результатом такого предприятия может стать целый каталог впечатлений, годный, может быть, для специфической экспериментальной цели, но не обязательно ведущий к самоосознанию. То же самое может быть верным и для формулировки впечатлений другой чувственной окраски: обоняния, кинестетики и др. Некоторые пациенты на самом деле делают нечто не очень отличающееся от снования назад-вперед от одних предметов к другим. Разница между выше означенной задачей и практикой континуума осознанности в основном в двух факторах: первый - это вопрос самосознания, второй - вопрос отношения. Прокомментирую оба. Одно дело, когда пациент начинает перечислять воспринимаемое, не осознавая, это его собственные действия: «Я перечисляю то, что воспринимаю». То есть то, что непосредственно воспринимается, что для него совершенно очевидно, но вместе с тем столь же непостижимо, как его собственное лицо. Если бы он смог осознать свои, чувства и действия, его рассказ мог бы быть таким:
Вижу коврик. Думаю, что надо продолжать и еще что-нибудь сказать. Смотрю направо и вижу лампу. Теперь смотрю то на одно, то на другое; не думаю, что этим многого добьюсь. Стало скучно, я как-то устал. Хочу, чтобы вы мне помогли побороть скуку и пустоту и т.д.
Если упражнение по осознанию становится пустым из за скотомии, похожей на приведенную выше, его можно откорректировать, указывая на то, что происходит («Вы перечисляете объекты») или обращая внимание индивида на его собственную деятельность, физическую или ментальную. Когда пациент замечает, что же он делает, что он не выражает свои переживания, он может сделать шаг по направлению к тому, что является его естественными переживаниями. До того он похож на человека, стоящего на одной ноге и удивляющегося, отчего это одна нога так устала, или на того, кто читает вслух книгу, которую держит в кармане, а потом недоумевает, почему это она не произвела на него должного впечатления.
Думается, что сокровенным вопросом в практике континуума осознанности, который невозможно точно сформулировать из-за его утонченности, является разграничение между раскрытостью к переживанию и придумыванием переживаний. Одной из наиболее обычных реакций пациентов на то, что ему подсказывают, является самоосознание и вместе с ним желание достойно сыграть.
Наигранность обязательно является формой манипуляции - это искусственная инициализация какого-то процесса или действия, а не распространение его сути. Выход из наигранности может начаться от осознания наигранности, ведущего к более утонченному определению быть продуктивным, интересным для терапевта, творческим, из боязни быть «тривиальным, из страха пустоты, душевного вакуума и психической смерти.»
П.: Чувствую, что весь дрожу (пауза). Жду, когда придет в голову, что сказать, о чем рассказать.
Т.: Вы думаете, что, не найдя одного переживания, вообще останетесь без переживаний?
П.: От такой мысли мне даже полегчало. (Пауза). Вижу все, что там, вижу вас, чувствую, что сижу здесь - и ничего меня особо не интересует… чувствую пустоту… чувствую, что мне легко… Мне не нужно избегать пустого чувства! Чувствую себя как на каникулах, где не надо ничего делать… я теперь на самом деле вижу вас. Я и забыл, кто вы… Чувствую себя ожившим.
Существуют элементы, имеющие особое отношение к вопросу о манипуляции, которые в основном проявляются при Гештальт-терапии группы, они настолько общи, что служат объектом рекомендаций. Вот главные:
Вопросы
Вопросы являются важной частью разговора в любом сеансе групповой терапии. Но не все вопросы являются важными. Многие вопросы (пустые вопросы) представляют собой дипломатичный ход представления взглядов спрашивающего, выражение сомнения, способ высвечивания отсутствия основы в чьих-то высказываниях и т.д. В общем, вопрос - это форма манипуляции, направленная на выявление ответа, не выражающая переживания спрашивающего. Для спрашивающего же необходим ответ, чтобы лучше избегнуть переживание, в котором и коренится вопрос.
Почему вы на меня сердитесь? = Вот теперь станет ясно, что у вас нет настоящей причины сердиться = Я прав = Можно перестать волноваться.
Почему вы не знаете этого? = Видите, как я вам помогаю и насколько я лучше вас = Я вам нужен = Мне нужно, чтобы я был нужен вам. Эту слабость я припрячу, чтобы быть таким, как мне нужно.
Он вам нравится? = Мне до чертиков хочется знать, смогу ли повидаться с ним, но лучше не буду проявлять личного интереса, и т.д.
Вопросы служат не только для того, чтобы замаскировать переживание спрашивающего, но и чтобы «вытянуть» оппонета на ответ и тем удовлетворить манипуляторскую необходимость спрашивающего, вопросы уводят содержание группового взаимодействия от терапевтической функциональности. По этой причине глубине обмена переживаниями в группе будет способствовать правило отказа от вопросов (в особенности «почемучных»). Вместе с тем трудно обмениваться переживаниями, не задевая вопросов, которые в свою очередь скрывают переживание. Как же здесь быть? Одним из выходов будет переделать вопрос в утверждение, например.:
О чем вы думаете? = Меня беспокоит, что вы чувствуете ко мне, и я бы хотел это знать.
А вы не думаете, что вы были правы? = Я вас вполне поддерживаю. Мне бы хотелось, чтобы вы не расстраивались.
Ответы
Большинство ответов представляют пассивную уступку чьей-то манипуляции и представляют ценность для отвечающего или группы. Более того, они бесполезны и для спрашивающего, если его вопрос был пустым и выражал избегание. Однако это не касается содержательных ответов, т.е. переживаний, высвеченных вопросом. Значащим будет следующее двойное правило:
1. Вопрошаемый должен быть свободен, отвечать или нет, по своему усмотрению.
2. Безотносительно, ответит он или нет, он передаст свое отношение: «Вы спрашиваете, а я отвечать не буду» или: «Ваш вопрос затронул меня за живое, и я боюсь на него ответить», «Восхищен постановкой вопроса, с удовольствием с вами подискутировал бы как-нибудь в другой раз» и т.д.
