…Рано утром Анна Фёдоровна вышла из дома посмотреть, не полегла ли её рожь, посеянная на усадьбе. На неподвижных усиках светились капли дождя, окружая колосья холодным сиянием. Было тихо, безветренно. Но посреди делянки рожь подозрительно шевелилась. Уж не ворует ли кто колосья? Нет, это были не воры.

Анна Фёдоровна обмерла. Путаясь во ржи, к дому бежали две девочки. Вот они стоят перед ней: её дочь и Лариса. На них ни одной сухой нитки, мокрые платья в грязи.

— Мама! — лязгая зубами, сказала Рая. — Мы сбежали из Тимонова. За нами гонятся. Спрячь, мама, нас где-нибудь.

— Где же вас спрятать? Ума не приложу.

Анна Фёдоровна машинально потёрла спину: рубцы после вчерашнего допроса были ещё свежи.

— Пошли в дом, только тихо: не разбудить бы малышей.

В доме со вчерашнего вечера было не прибрано. Ребята не хотели ужинать, пока не вернётся мать, которую увёл Палач. Молоко пили уже в потёмках.

Так и остались стоять на столе непомытые кружки: Вовкина — с отбитым краем, Павликова — без ручки и самая аккуратная, Олина — с цветком.

Рая помрачнела, увидев эти кружки. Теперь она раскаивалась, что посоветовала прятаться в Печенёве. Если их с Ларой здесь схватят, это будет гибелью и для них и для их семей.

Анна Фёдоровна нагнулась, потянула вбитое в половицу железное кольцо, и в полу открылась чёрная квадратная дыра.

— Здесь спрячетесь, в подполе. Только нет лестницы. Лестницу ребята на сеновал уволокли.

— Ничего, мама, мы можем и без лестницы.

Держась руками за края люка, Рая с секунду висела над ямой, затем ловко прыгнула вниз. Исчезла в дыре и Лара. Анна Фёдоровна закрыла люк.

Под ноги Ларе попался твёрдый продолговатый катышек-клубень картофеля. Зимой в подполе хранилась картошка, а сейчас было пусто.

Из загадочно светившейся отдушины тянуло теплом. Справа виднелись четыре толстых столба. Рая потащила к ним Лару.

— Иди сюда. Столбы толстые, а мы с тобой тощие. Спрячемся — нас не будет видать.

— А зачем здесь столбы, да ещё такие толстые?

— Как это зачем? Чтоб печку подпирать. Разве ты в своём Ленинграде никогда в подпол не лазала?

— Нет, не лазала. И даже не знала, что под домом бывает подпол.

Лара с любопытством оглядывала своё убежище. Здесь можно было бы затеять игру в путешественников, попавших в таинственную пещеру. Только время было неподходящее для игры.

Рая приложила палец к губам: по крыльцу застучали солдатские сапоги.

«Это немцы нас ищут, — подумала Лара. — Баба-яга уже донесла».

Из подпола девочкам было слышно, как заплакала разбуженная стуком Оля, как Павлик сонно спросил:

— Мамка! Это опять к нам палачи?

В горницу вошли два немецких солдата. Один из них, нагло развалившись на столе, начал допрашивать Анну Фёдоровну:

— Ты где прятал беглый девчонка?

— Вам здесь искать некого, — смело ответила мать. — Вчера меня в штабе пытали: где твоя дочь? А я знаю? Вы за неё в ответе! Вы мою старшенькую угнали в Германию, а теперь и остальных хотите сгубить!.. Нет у нас беглых!

— Ах, нет? — Немец со злостью соскочил со стола и задел ногой за кольцо.

Минуту спустя он стоял над раскрытым люком, вытянув шею, как гончая собака, напавшая на след. Однако яма показалась ему чересчур глубокой: пожалуй, прыгая, не только в земле измажешься, но и ногу сломаешь.

— Матка! Где есть твоя лестница?

Мать постаралась как можно спокойнее ответить: если немецкие солдаты желают посмотреть, где она в морозы держала картошку, им придётся прыгать — лестница зимой пошла на дрова.

Нагнувшись над люком, второй солдат с опаской заглянул в тёмную дыру и сказал по-немецки, что он не цирковой акробат.

— Я знаю, что делать, — успокоил его белобрысый.

Присев на корточки, он опустил руку в люк и нажал кнопку карманного электрического фонарика. На земляной пол упало ярко-жёлтое пятно. Оно походило на светящийся глаз гигантского филина, который выслеживает добычу в темноте. Жёлтое зловещее пятно шарило по стенам, ощупывая каждый выступ.

Вот оно огненным взмахом взлетело на потолок, вот соскользнуло на пол и стало подкрадываться к подножию столбов.

Лара увидела, как вспыхнули золотом волосы Раи, и тут же зажмурилась. Её ослепила яркая полоса света, молнией промелькнувшая между столбов. Но девочки словно срослись со столбами: ни одним движением они не выдали себя.

— Там никого нет, — с досадой сказал немец. Фонарь погас. С грохотом захлопнулся люк. В темноте рука Лары нащупала Раю, и девочки молча обнялись. Теперь, когда опасность миновала, они чувствовали, что ноги их больше не держат, а сон пригибает к земле.

Прижавшись друг к другу, они проспали на земляном полу до вечера.

Вечером снова открылся люк, но уже осторожно, бесшумно.

Первой Анна Фёдоровна вывела из дома Лару. Тоненький, острый месяц-молодик блестел в небе, как лезвие серпа, заброшенное в цветущие, синие-синие бескрайные льны.

Девочка послушно следовала за Анной Фёдоровной. Лара ничего не расспрашивала, хотя ей было очень странно: почему её ведут не к калитке, а в глубь усадьбы, где колышется рожь.

— Здесь вы и поговорите, — Анна Фёдоровна легонько толкнула девочку в чащу колосьев, — пока я свою Раису не приведу.

Во ржи кто-то сидел. Кто-то сгорбленный. Лица в темноте не рассмотреть, но на голове знакомый белый платочек.

— Ларушка! — услышала девочка слабый шёпот.

— Баб! Моя дорогая, ненаглядная!

И Лара уткнулась лицом в бабушкины колени.