Сын Искандара он и Кейанид, — Меня с тобой навек соединит! Трех этих просьб, о друг, не отвергай, — Прим и их! Мне ж пора сказать: «Прощай!» Воздел Румиец руки к небесам, Дал волю горьким воплям и слезам. «О царь царей, величия предел! Все принял я, что ты мне повелел, И к богу обращаюсь я с мольбой, Чтоб он простил мой грех перед тобой!» Когда Дара услышал, что желал, Вздохнул он и навеки замолчал. И солнце закатилось, пала ночь. В Бахмановом дворце настала ночь. Закон пропал, что начертал Лухрасп, Обычай пал, что завещал Гуштасп. Кто светоч Кей-Хосрова омрачил? Кто печень Кей-Хосрова поразил? Смотри — Кава забвением объят. Кто помнит, как был славен Кей-Кубад? Страх духом Минучихра овладел, На Афридуна ужас налетел…[25] Шах Искандар владыкой мира стал И все Дары могущество приял. В блистающий табут он прах царя Убрал, едва забрезжила заря. Зазеленела степь, как изумруд, В ней все цветы благоуханье льют. И вывел шах войска в степной простор, А посреди поставил свой шатер. Шатер, как небосвод, установил И мир народам мира возгласил. * * * Вина мне, кравчий! Душу в нем найду, Беду слезами скорби отведу! Пусть рок Даре поспешно яд несет, — Живой воды Румиец не найдет! Приди, певец, и снова чанг настрой! Но, сладких струн коснувшись, плачь, не пой, Чтоб горько зарыдал я над Дарой, Как мех вина кровавою струей. О Навои! Вот мира существо! Неверность и жестокость — суть его. Будь верным, но о верности забудь. Коль хочешь быть богатым, бедным будь! О царственном порядке и строе в божественной мастерской мира, подобных порядку и строю во владениях Вечного, где ангелы, избранники, и пророки, и сонмы других созданий его по своим свойствам и качествам располагаются каждый на своем месте; и если все в этом мире помогают друг другу — это хорошо; а если нет — плохо
Рассказ о султане Абу Саиде Курагоне, да будет светлой его могила, который с помощью своего ума, устраняющего все препятствия, взял много стран и мечом разрушения жизни разгромил многие
