В жизни своей, уверял Вана апатичный Грег, не доводилось ему видеть такой омерзительный, подвергнутый обрезанию, такой невероятно огромный розовый прибор с таким феноменальным по размерам coer de boeuf[289]; как ни одному из обоих юных, зачарованно наблюдавших ценителей до тех пор не доводилось лицезреть столь мощно исторгаемый, столь обильный, практически нескончаемый поток.

— У-у-уф! — с облегчением выдохнул юный Перси, запаковывая свое хозяйство.

Каким образом началась драка? Что они, все втроем переходили ручей по скользким камням? Толкнул ли Перси Грега? Задел ли Ван Перси? Была ли там палка? Была ли палка вырвана? Перехват запястья и пальцы разжались?

— Ого, — сказал Перси, — да ты игрун, мой мальчик!

Грег, в брюках-гольф с одной промокшей штаниной — обожая обоих, — беспомощно смотрел, как они сцепились у самой кромки ручья.

Перси был тремя годами старше и килограммов на двадцать тяжелей Вана, однако последний легко справлялся с драчунами и покруче. Почти тотчас же пылающая физиономия графа оказалась зажатой у Вана под мышкой. Согнувшись пополам и пыхтя, Перси выписывал ногами зигзаги по мягкой земле. Высвободил горящее ухо, был снова зажат, и, получив подножку, подмят Ваном, в мгновение ока уложившим его «on his omoplates», на лопатки, как говаривал на своем спортивном жаргоне Кинг Уинг. Перси лежал тяжело дыша, точно поверженный гладиатор, прижатый обеими лопатками к земле своим истязателем, который тут же принялся со страшной силой сдавливать большими пальцами его вздымающуюся грудь. Перси взвыл от боли, что означало, дескать, хватит. Ван потребовал от противника более членораздельного выражения капитуляции, что тот не преминул исполнить. Опасаясь, что Ван не расслышал приглушенную просьбу о пощаде, Грег повторил все слово в слово в интерпретации от третьего лица. Ван отпустил злополучного графа, тот, отплевываясь, оторвал спину от земли, сел, ощупывая горло, оправляя смятую рубашку на своем дюжем торсе, и хрипло попросил Грега поискать куда-то девшуюся запонку.

Моя руки в чаше ручейного каскада ниже по течению, Ван с радостным изумлением обнаружил этот блестящий, трубчатый, несколько похожий на асцидию предмет, унесенный течением ручья и застрявший у самой кромки в куще незабудок, — еще одно прелестное название.

Ван пошел обратно к полянке, где был пикник, как вдруг что-то громадное навалилось на него сзади. Единым мощным рывком он перебросил своего противника вперед через голову. Грохнувшись наземь, Перси несколько мгновений лежал не шелохнувшись. Ван, замерев наизготове в позе краба, не спускал глаз со своей жертвы в надежде иметь повод испытать на нем особый прием изощренной пытки, применить который в живой драке пока возможности не представлялось.

— Вы мне сломали плечо! — пробурчал Перси, приподнимаясь и потирая увесистое предплечье. — Могли бы и полегче, чертило эдакий.

— Вставайте! — приказал Ван. — Вставайте, живо! Ну что, еще или возвращаемся к дамам? К дамам? Прекрасно! Однако, будьте любезны, ступайте впереди меня.

Подходя вместе со своим пленником к поляне, Ван в душе клял себя, что никак не может унять дрожь после этого неожиданного, добавочного раунда; он по-прежнему втайне часто дышал, каждый нерв был напряжен до предела, старался, обнаружив, что хромает, не припадать на ногу — между тем Перси де Прэ в своих на диво безупречных белых брюках и в словно небрежно помятой рубашке вышагивал бодро, молодецки разминая руки и плечи, и казался совершенно спокойным и исключительно довольным жизнью.

Тут их нагнал Грег с запонкой — крохотным триумфом, увенчавшим дотошные поиски: бросив ему банальное: «Молодцом!», Перси замкнул шелковую манжету, тем самым нагло завершив восстановление внешнего вида.

Обоюдно услужливый приятель, не замедлив бега, первым достиг поляны, где пикник уже завершился; Грег наткнулся на Аду — в одной руке два, в другой три красноголовика с ножками в мелкий штришок; она смотрела на него — и, истолковав ее взгляд не как удивление буйным топотом его ножищ, а как то, что ей уже все известно, добрейший сэр Грег поспешил еще издали выкрикнуть:

— С ним все в порядке! Все в порядке, мисс Вин! — в слепом своем сострадании юный рыцарь даже не успел сообразить, что Ада никак не может знать о стычке между красавцем и чудовищем.

— Ну разумеется, все в порядке! — принимая из рук Ады парочку поганок, ее излюбленное лакомство, произнес красавец, поглаживая гладкие шляпки грибов. — Какие могут быть сомнения! Ваш кузен продемонстрировал Грегу с вашим покорным слугой весьма бодрящий азиатский Мошонкрут, или как его там.

И попросил вина, но недопитые бутылки были давно унесены к загадочным пастырям, чьей опеки соседняя поляна уже успела лишиться: удалившись, они, вероятно, зарыли в сырую землю одного из своих сотоварищей — оставшиеся на ветвях акации крахмальный воротничок и змеевидный галстук, должно быть, принадлежали ему. Кроме того, исчез и букет роз; его Ада велела отнести обратно на заднее сиденье графовой машины — вместо того чтоб тратить розы на нее, прибавила она, уж лучше пусть поднесет хорошенькой сестренке Бланш.

Но вот, хлопнув в ладоши, мадемуазель Ларивьер вывела из состояния спячки правившего ее кабриолетом Кима, а также Трофима, белокуробородого кучера молодежи. Ада крепко стиснула в пальцах свои грибочки, подставив Перси для Handkuss[290] всего лишь хладный кулак.

— Крайне рад был повидаться, старина, — сказал Перси, легонько похлопывая Вана по спине — жест в их среде недопустимый. — Надеюсь, в скором будущем мы еще порезвимся. Хотел бы знать, — добавил он, понизив голос, — стреляете вы столь же отменно, как орудуете бицепсами?

Ван проводил Перси до его автомобиля.

— Ван, Ван, иди сюда, Грег хочет с тобой проститься! — крикнула Ада, но он не обернулся.

— Это что, вызов, те faites-vous duel?[291] — осведомился Ван.

Садясь за руль, Перси улыбнулся, прищурился, склонился к приборной доске, снова улыбнулся, однако не произнес ни слова. Щелкнул ключ зажигания, взревел двигатель, и Перси натянул перчатки.

— Quand tu voudras, mon gars![292] — сказал Ван, похлопывая по крылу автомобиля и употребляя в обращении характерное для дуэлянтов в старой Франции унизительное единственное число.

Машина рванула с места и укатила.

Ван вернулся к месту пикника с отчаянно колотившимся сердцем; глупо; проходя мимо, махнул Грегу, беседовавшему у дороги с Адой.

— Честное слово, уверяю вас, — говорил ей Грег, — ваш кузен тут ни при чем. Это все Перси затеял — и был побежден в честной борьбе в стиле «крутойайц», как борются в Теристане и Сорокате, — мой отец, конечно, многое смог бы вам про это рассказать.

— Вы милый, — сказала Ада, — но, по-моему, с мозгами у вас не все в порядке.

— Это только в вашем присутствии! — заверил ее Грег, взбираясь на своего смирного черного жеребца, ненавидя и его, и себя, и обоих драчунов.

Надев защитные очки, он тихонько тронулся прочь. Мадемуазель Ларивьер, в свою очередь, взобралась в свой кабриолет, и он покатил ее по лесной дороге в мигающую бликами даль.

Подбежавшая к Вану Люсетт, подогнув коленки, уютненько обвила ножками бедра кузена и замерла прижавшись.

— А ну-ка, — сказал Ван, подхватывая ее и приподнимая, — про кофточку не забудь! Нельзя же голой ехать.

Неспешно подошла Ада.

— Мой герой, — сказала она, едва на него глядя и тем загадочным тоном, что невозможно было сказать, насмешка это или восторг, а то и пародия либо на то, либо на другое.

Помахивая корзинкой с грибами, Люсетт пропела: