«Все счастливые семьи счастливы в общем-то по-разному; все несчастливые в общем-то похожи друг на друга», — утверждает один великий русский писатель, начиная свой знаменитый роман («Anna Arkadievitch Karenina», как это выглядит по-английски в исполнении Р.Дж. Стоунлоуэра, Mount Tabor Ltd., 1880). Данное высказывание если и имеет, то весьма незначительное отношение к истории, которую нам предстоит рассказать, к той семейной хронике, первая часть которой, возможно, напомнит еще одно произведение Толстого: «Детство и отрочество» («Childhood and Fatherland»^{2}, Pontius Press, 1858).

Бабка Вана по материнской линии — Дарья («Долли») Дурманова, была дочерью князя Петра Земского, губернатора Бра д'Оры, американской провинции на северо-востоке нашей огромной и многокрасочной страны, который в 1824 году женился на великосветской ирландке Мэри О'Рейли. Долли, произведенное на свет в Бра их единственное дитя, в 1840 году, когда ей минуло пятнадцать (возраст нежный и полный своенравия), отправилась замуж за генерала Ивана Дурманова, коменданта Юконской крепости и мирного сельского жителя, имевшего земли в Северн-Ториз (Съверныя Территорiи), причудливо вкрапленные в протекторат, и поныне нежно именуемый «Русская» Эстотия, который мозаикобластически и органически сливается с «Русской» Канадией, иначе «Французской» Эстотией, где не только французские, но также македонские и баварские поселенцы с удовольствием прижились в здешнем покойном климате и под нашим звездно-полосатым флагом.

Однако любимым поместьем Дурмановых было имение «Радуга» близ городка с тем же названием уже за пределами самой Эстотиландии на полоске побережья Атлантики между элегантной Калугой в Нью- Чешире, США, и не менее элегантной Ладогой в Майне; там был у них свой загородный дом, и там появилось на свет трое детей: сын, ушедший из жизни юным, но знаменитым, и пара несносных девчонок-близняшек. Долли унаследовала красоту и характер от матери, а от более далеких предков — весьма эксцентрический и нередко достойный сожаления вкус, нашедший, к примеру, отражение в именах, какие она дала своим дочерям: Аква и Марина («Почему бы не Тофана?» — вопрошал с боязливо-утробным смешком милейший и щедрейше орогаченный генерал, завершая вопрос легким, выражавшим нарочитое безразличие, покашливанием, — из опасения навлечь со стороны супруги вспышку недовольства).

23 апреля^{3} 1869 года Аква в возрасте двадцати пяти лет и в состоянии обычной для нее весенней мигрени, в пропитанной теплой дождливой моросью и одетой прозрачной весенней листвой Калуге сочеталась браком с Уолтером Д. Вином, манхэттенским банкиром древнего англо-ирландского происхождения, который уж давно пребывал в страстной (вскоре вынужденной перейти в спорадическую) любовной связи с ее сестрой Мариной. Последняя где-то в 1871 году вышла замуж за первого попавшегося кузена своего первого же любовника, также Уолтера Д. Вина и столь же состоятельного, хотя куда более заурядного малого.

Инициал «Д.» в имени супруга Аквы означал сокращенное «Демон» (форма имени Демьян или Дементий), и именно так величала его родня. В обществе его обычно называли Вин Ворон или просто Уолтер Мрак в отличие от Уолтер Дурак, как прозывался супруг Марины, — Дурак Уолтер, а попросту Рыжий Вин. Демон был равно увлечен коллекционированием старых живописцев и юных возлюбленных. Помимо этого, он ценил не вполне состарившиеся каламбуры.

Мать Дэниела Вина происходила из семейства Трамбел, и Дэниелу было свойственно пускаться в пространные объяснения — пока их не пресечет какой-нибудь ненавистник занудства — о том, как в процессе становления Америки английское «бул» в имени «Трамбул» преобразовалось в новоанглийское «бел»^{4}. Как бы то ни было, он уже в двадцать с небольшим «ударился в бизнес» и постепенно вырос в весьма видного манхэттенского торговца картинами. Не испытывая — по крайней мере изначально — особой любви к живописи, Дэниел также не имел способностей к торговле вообще, как и не ощущал особой необходимости растрясать на ухабах своего «ремесла» солидное состояние, унаследованное от множества гораздо более преуспевших в жизни и более предприимчивых предков Винов. Признаваясь в равнодушии к сельской жизни, он всего лишь два или три уик-энда провел, при этом укрываясь от солнца, в Ардисе, своем восхитительном поместье близ Ладоры. Со времен детства всего лишь пару раз он наведывался в другое свое имение — то, что к северу от Китеж- озера, близ Луги, — каким владел совместно со своим кузеном, в юности страстным рыболовом, и какое в общем и целом состояло из колоссального, до странности прямоугольного, притом естественного водоема, проплыть который по диагонали окуню, что было однажды захронометрировано Дэниелом, потребовалось полчаса.

Эротическое бытие бедняги Дэна не отличалось ни разнообразием, ни прелестью, но при всем этом (позабыв вскоре, при каких именно обстоятельствах, как обычно забывают размер и стоимость некогда приобретенного пальто, если носить пару сезонов не снимая) он безмятежно влюбился в Марину, с семейством которой был знаком тогда, когда те еще жили в своем имении в Радуге (которое впоследствии было продано мистеру Элиоту, дельцу-еврею). Как-то в середине дня весной 1871 года в тянущемся вверх лифте первого на Манхэттене десятиэтажного здания он сделал Марине предложение, которое на седьмом этаже (отдел игрушек) было с негодованием отвергнуто, после чего Дэн спустился в одиночестве вниз и, чтобы дать волю чувствам, предпринял в контр-Фогговом направлении троекратное кругосветное путешествие, причем закрутившись параллелью в одном направлении. Как-то в ноябре 1871 года в процессе обдумывания планов на вечер в обществе того же припахивающего, но любезного чичероне в костюме цвета cafe-au-lait[3], которого Дэн уже в третий раз нанимал все в том же генуэзском отеле, он