Старый дом, покосившиеся стены, дыры вместо окон, пыль и паутина вокруг. Здесь было неуютно, грязно и темно и уже очень давно никто не жил.

— Иди за мной. — По старым скрипящим доскам кошка легко перебежала к лестнице и направилась на второй этаж, не оглядываясь назад.

Я пошла следом, то и дело рискуя провалиться под пол, так как мой вес скрипящий настил из досок выдерживал с трудом.

И все же я тоже вскоре очутилась на втором этаже, оглядываясь по сторонам и не понимая — куда дальше?

Передо мной начинался длинный коридор с цепочкой дверей. Ближайшая справа была открыта. Туда я и последовала.

— Иди сюда.

Кошка сидела посреди огромной пустой комнаты (не менее грязной, чем холл внизу) и смотрела в огромное, во весь мой рост, старинное зеркало, нетерпеливо подергивая хвостами.

— Загляни в него. — Это прозвучало как приказ.

Подхожу к гладкой поверхности и с трудом различаю свое отражение среди разводов и пыли.

— Его бы протереть, — задумчиво.

— Не отвлекайся. Просто повтори свое желание. С чувством. И оно выполнит его.

— Зеркало? И как же? Я увижу его отражение?

— Не совсем, — Кошка подошла к подоконнику и запрыгнула уже на него, — Мне пора, извини, но у меня сегодня мало времени. Просто запомни: произнеси свое желание как можно более четко и со всей страстью, на которую ты способна. И зеркало его выполнит.

— Да, но…

— Прощай. И… я больше не в долгу перед тобой.

И кошка исчезла в проеме, мелькнув задними лапками.

Тяжело вздохнув, я достала из кармана чистый носовой платок и начала протирать поверхность, рискнув увидеть свое непрезентабельное отражение.

— А… че мы тут делаем? — На груди закопошились, и высунулась голова Иревиля.

— Я… я потом расскажу. Ты как?

— Перед глазами плывет, жарко и сильная слабость. Поможешь?

Я послушно пересадила его на плечо.

— А где Феофан?

— Он столько сил грохнул на меня, что сейчас спит.

— Понятно.

К щеке прижались, утыкаясь в нее горячим лбом.

— У тебя и вправду жар.

— Уже легче. Температура спадает, просто у лечения — замедленный эффект. Так что мы тут делаем?

— Ну… кошка сказала, что зеркало выдаст мне суженого.

— Лучше стыреного. Надежнее.

— Не язви. Я смогу отыскать того единственного, кто сможет меня полюбить.

— А ты подумала: что будет, если тебе выдадут толстенького дедка с геморроем, к примеру? Но страшно влюбленного.

Я замерла. А ведь действительно.

— Во-от. Ой, моя башка.

— Ну я его отправлю обратно.

— Или трехмесячного младенца, — продолжал издеваться Иревиль, — который лет через дцать… а пока будешь сама ему пеленки менять и грудью кормить… чьей-нибудь.

— Перестань.

Иревиль замер и удивленно посмотрел на меня, оторвавшись от щеки. Из глаз моих катились слезы, мне было грустно и страшно одиноко.

— Мне… мне нужен хоть кто-то.

— Но у тебя есть мы, — растерянно.

— Да. Прости. Я… я просто испугалась на секундочку, что вы не всегда будете рядом или однажды, как и все остальные, я просто не смогу вас увидеть. А еще я вчера нашла в библиотеке сказку о любви и…

Иревиль нахмурился и почесал затылок.

— Ладно. Вызывай. Там разберемся.

Я улыбнулась и кивнула, вытирая слезы и закусывая губу. Было очень страшно, но и интересно тоже. А вдруг… он будет не такой страшный и… совсем как в той книжке: высокий, изящный и с разноцветными глазами.

— Зеркало. Можешь ли ты найти того, кто полюбит меня? — твердо. Понимая глупость фразы.

— Сформулируйте вопрос точнее. — Хрустальный голос, прям как у нашего бортового компа был.

Ну… ладно.

— Сколько существует особей мужского пола половозрелого возраста, способных испытывать ко мне чувство, обозначенное как любовь?

— Тысяча двести тридцать девять.

У Иревиля отвисла челюсть, я икнула. Смотрю на свое отражение. А я… вполне даже ничего. Гм… а если уточнить?

— Исключить зверей, птиц и всех особей негуманоидного типа.

Легкая заминка, до нас донеслась тихая мелодия.

— Семьдесят три.

Иревиль заржал, попросил дать и ему спросить. Не жалко. Мне вообще сейчас плохо.

— Гхм! Исключить всех, кто не понравится самой Иле.

Еще одна заминка.

— Десять.

Ну… уже что-то.

— Исключить тех, кого не смогу полюбить я.

— Ноль пять десятых.

Тупо смотрю на свое отражение. Это как?

— Поясни, — сжимая и разжимая кулаки в попытке успокоиться. Иревиль убеждает, что половина мужчины — неплохо. Сейчас можно неплохой протез сварганить. Главное, чтобы было основное. Мозг, к примеру, — неважен.

Духу явно лучше.

— Найдена особь мужского пола, гуманоидного вида, способная к размножению, — я отчего-то покраснела, — способная влюбиться в объект Илия настолько, что под угрозой оказываются все жизненные функции в случае полного прерывания контакта двух особей.

— Ниче не понял, — хмуро. На ухо.

— Без меня умрет, — пояснила я.

— А-а…

— Индекс ноль пять десятых означает равное процентное соотношение вероятности вызова как положительных, так и отрицательных чувств взаимной любви со стороны объекта Илия.

Тишина.

— Че? — тихо. Слева.

— Либо я в него влюблюсь и все будет хорошо, либо нет и он опять же умрет.

— Кто умрет? — из-за воротника, выбираясь на подгибающихся руках.

Помогла, посадила бледного анрела к Иревилю. Тот тут же его обнял, не давая свалиться на пол и заботливо щупая лоб то ему, то себе. Заодно анрелочка ввели в курс дела.

Я же крепче сжала кулаки, зачем-то кивнула своему отражению и медленно произнесла пересохшими