внешнеполитической изоляции, что помогло империалистическим державам-победительницам навязать ей Версальский договор с его тяжелыми последствиями, прежде всего для трудовых слоев Германии.
Ослабление власти германского империализма, вызванное поражением в войне и ноябрьской революцией, вынудило его на длительное время отказаться от военных авантюр. Его главные усилия были направлены прежде всего на внутреннюю консолидацию сил перед лицом угрозы развивающегося революционного движения, чтобы затем восстановить и расширить свои господствующие позиции и на внешней арене. Влиятельные силы внутри господствующих кругов Германии были готовы, по крайней мере временно, согласиться с парламентской системой Веймарской республики, которая, не в последнюю очередь благодаря позиции правых социал-демократических лидеров, давала им возможность шаг за шагом, скрытно заниматься политической, хозяйственной и военной подготовкой к осуществлению новых экспансионистских притязаний.
Этим целям соответствовали также характер и роль военного инструмента власти в годы Веймарской республики. Рейхсвер в период развернувшейся после войны революционной борьбы зарекомендовал себя важнейшим классовым инструментом сохранения господства империализма в Германии. В соответствии с программой, разработанной в конце 1918 г. Сектом, Шлейхером и другими военными руководителями, рейхсвер с момента основания организационно был построен с такой целью, чтобы, выполняя свои внутренние функции, он вместе с тем представлял бы основу для развертывания в будущем миллионной армии, с которой при соответствующих политических и военно-хозяйственных предпосылках можно было бы вступить на путь реванша и новой насильственной экспансии[41]. Пока же германский империализм вынужден был политически лавировать, чтобы выйти из политической изоляции, проводимой в отношении его империалистическими державами-победительницами, и освободиться от оков, наложенных на него Версальским договором.
При этом решающим вопросом его политики была позиция в столкновении между капитализмом и социализмом. При неизменном антикоммунистическом и антисоветском курсе империалистическая Германия в этом конфликте стремилась использовать в своих целях все имеющиеся возможности. Такая позиция сразу же наложила свою печать и на временное стремление улучшить отношения с Советским Союзом. Влиятельная часть господствующих кругов Германии пошла на это прежде всего вследствие вышеупомянутой позиции западных держав, а также политики взаимопонимания со стороны Советского государства. Так был заключен Рапалльский договор. Эта политика в соответствии с национальными интересами Германии могла бы стать подлинным поворотным пунктом в германо-советских отношениях и в то же время поворотом в национальном развитии Германии.
Открытые сторонники этой политики, такие как Сект, не сомневались в том, что политическое и экономическое усиление Советского Союза можно будет в итоге заставить служить их интересам, и, преследуя эту цель, они наряду с другими обстоятельствами рассматривали мирные отношения с Советским Союзом в качестве предпосылки для военного спора с Францией, Польшей и Чехословакией. Рапалльская политика, исходящая из подобных умозаключений, осуществлялась с самого начала в условиях ожесточенных столкновений между отдельными группировками господствующих кругов Германии и осталась лишь эпизодом. Ее двойственный характер тем отчетливее выступал наружу, чем больше немецкий империализм попадал в такое положение, когда он все более открыто, прямо и всесторонне домогался своих реакционных целей. Со всей ясностью это обнаружилось во второй половине двадцатых годов. Относительная стабилизация капитализма, начиная с 1924 г., содействовала восстановлению силы немецкого империализма и милитаризма и тем самым — прежде всего в экономическом отношении — подготовке к новому военному столкновению. Вследствие этого все ярче проступали наружу агрессивные антисоветские тенденции немецкой послевоенной политики. В скрытой форме уже в плане Девиса и предложении имперского правительства от 1924 г. относительно принятия Германии в Лигу Наций эти тенденции совпали со стремлением других империалистических государств создать на длительный срок всемирный антисоветский союз. Их намерение втянуть Германию в этот союз как раз соответствовало далеко идущим интересам реакционных сил господствующей в ней системы. Связанный с этим внешнеполитический поворот документально обоснован в Локарнском соглашении 1925 г., в котором правящие круги Германии, по словам тогдашнего министра иностранных дел Штреземана, видели возможность «получения Рейнской области и возвращения „немецких земель“ на Востоке»[42]. Компартия Германии, последовательно и решительно выступавшая за проведение подлинно миролюбивой политики, против ремилитаризации и за дружественные отношения с Советским Союзом, справедливо предупреждала немецкий народ о последствиях этого договора, который фактически перевел стрелки на путь новой войны.
Политика сохранения Восточной Европы для экспансионистских устремлений немецкого империализма составила подлинную сущность его локарнской политики и была направлена против Советского Союза. Германо-советские соглашения — Экономический договор 1925 г., Берлинский договор 1926 г. и Договор об урегулировании 1929 г., — явившиеся прежде всего результатом стремления советского правительства к нормализации добрососедских отношений, не представляли собой, однако, возвращения к рапалльской политике.
Таким образом, столкнулись противоречивые интересы господствующих кругов Германии в позиции к Советскому Союзу: экономическое предпочтение и политические средства давления по отношению к западным державам, с одной стороны, и антикоммунизм, а также стремление к экспансии на Востоке, с другой. Наиболее ярые антисоветские силы все более увеличивали свой вес и влияние. Постепенно, шаг за шагом, стремление подорвать и разгромить Советское государство проявлялось все более открыто. Это нашло свое выражение как во все более четко определившемся включении внешней политики Германии в антисоветский фронт мирового империализма, так и во все возрастающем подавлении революционных сил, сопровождавшемся поощрением фашизма определенными влиятельными силами германского монополистического капитала, юнкерами и военной кликой[43]. Именно это со всей убедительностью подчеркивала КПГ, указывая в резолюции своего политбюро ЦК от 4 июня 1930 г. на открытое вступление фашизма на путь антисоветской интервенции как на характерную черту становления господства реакционных сил германского финансового капитала [44].
С установлением фашистской диктатуры германский империализм вступил в период непосредственной подготовки новой попытки завоевать мировое господство. Разработанная нацистской партией программа, с ее неограниченными экспансионистскими требованиями, экстремистской, антикоммунистической и шовинистической идеологией и жестоким террором, соответствовала целям реакционной группировки германского финансового капитала. Установление фашистской диктатуры означало на деле приход к власти тех сил, интересы которых выражала нацистская клика.
В рамках начавшейся форсированной и всесторонней подготовки к войне нападение на Советский Союз стало имманентным, все более определяющим фактором политики Германии, обусловленной быстрым ростом ее военного и военно-промышленного потенциала. Параллельно с жестоким подавлением КПГ и других прогрессивных сил внутри страны антикоммунизм был перенесен за пределы страны и возведен в ранг государственной доктрины.
На этой основе фашистский режим нашел благосклонность и поддержку в первую очередь ведущих группировок международного финансового капитала. Стремясь направить агрессивные притязания германского империализма против Советского Союза и превратить фашистскую Германию в острие своих антисоветских планов, западные империалистические державы закрывали глаза на ее далеко идущие военные приготовления. Своей политикой умиротворения они поддерживали ее первые шаги к насильственной экспансии на Восток и срывали в предвоенные годы все усилия Советского Союза в вопросе создания коллективной системы европейской безопасности.
Однако и правящие круги Германии не имели намерения ограничиться ролью ударного отряда империализма против социализма. В их экспансионистской программе наряду с антисоветской направленностью сказались последствия конфликтов, вызванных растущими противоречиями внутри империалистической системы. Они связывали поэтому общую для всех империалистических сил цель со своими всеобъемлющими планами передела соотношения сил и сфер влияния в мире.
Конечно, немецкий империализм в 1933 г. не был в состоянии немедленно начать войну. Сначала речь шла о том, чтобы добиться укрепления фашистской диктатуры внутри страны и с помощью
