— Этими частями, господин фельдмаршал, командуют наши офицеры. Это надо принимать в расчет. Кроме того, люди этих подразделений имеют опыт боев с партизанами!..

— Мы уже имели возможность убедиться, — оборвал Модель. — Не так давно, двадцать первого мая, они показали свою храбрость. Это ведь по группировке полицейских и местных формирований проехался какой-то отряд аковцев и большевиков… {10} Поэтому не будем преувеличивать наши силы. Прошу передать генералу Хенике, что он может рассчитывать на две фронтовые дивизии из группы армий «Северная Украина» при условии включения в операцию «Штурмвинд» территории Сольской пущи. Я заинтересован в быстром восстановлении спокойствия и нормального железнодорожного и автомобильного движения в тылу наших войск. Впрочем, это распоряжение фюрера, он лично передал его мне в Бергхофе… Необходимо также считаться с возможным летним наступлением большевиков. Но не на нашем направлении, — добавил Модель, заметив беспокойство в усталых глазах генерала. — Кроме того, нельзя недооценивать противника. Операция «Штурмвинд» должна свернуть шею всем этим группировкам… Не должен повториться позорный котел вокруг шацких лесов. Это, господин генерал, вопрос не только ликвидации дивизии Армии Крайовой и большевистских фронтовых и партизанских частей! Не дай бог, чтобы эта дивизия соединилась с берлинговцами… Тогда придется оправдываться перед самим фюрером.

— Я думаю, до этого не дойдет, — заверил генерал, вынимая из папки лист бумаги, исписанный мелким почерком. — Эта дивизия, за исключением группировки, о которой я уже докладывал, двигается сейчас в сторону Буга.

— В сторону Буга? Не на Припять? Это действительно интересно! — Модель был явно заинтересован.

— Да. В сторону Буга, пожалуй, на Влодаву… Именно сегодня удалось расшифровать радиограмму главного командования Армии Крайовой от 22 мая, адресованную этой дивизии.

— Что в этой радиограмме?

— Их главное командование приказало двигаться не в сторону фронта, чтобы пробиться к большевикам, а как раз наоборот, чтобы дивизия оказалась на территории генерал-губернаторства.

— Прекрасно! Таким образом, в Лондоне не хотят братания этой дивизии с большевиками. Это подтверждает обергруппенфюрер СС Коппе, утверждающий, что в соответствии с директивами, полученными из Лондона, польская повстанческая армия сейчас должна быть в боевой готовности, так как ее час еще не наступил. Это вытекает из их принципа подхода к восстанию {11}. Хорошее известие! Прошу передать ее Jc {12} и диверсионным органам, а также подготовить телеграммы доктору Геббельсу и в ставку. Я сам подпишу… — Фельдмаршал заметно повеселел. — Прошу вас, садитесь, — пригласил наконец он генерала сесть в кресло. — А может, сигару? Хорошие, «Вильгельм II», только что прислали из Голландии. Генерал кивнул головой.

— Я молюсь, — продолжал Модель, — чтобы в конце концов поляки сцепились между собой и с большевиками… Здесь, на Полесье, Волыни, Люблинщине… Это расчленило бы партизанские силы, а в армии Берлинга вызвало замешательство. Только бы поскорее, нам это значительно облегчит положение. В 1939 году поляки заняли однозначную позицию в борьбе с нами. Теперь дело обстоит иначе. Спасибо за это польским политикам в Лондоне. Те все еще придерживаются теории двух врагов… Это нам очень на руку, очень… Но к делу! Где находится группировка, о которой вы докладывали, что она действительно оторвалась от дивизии Армии Крайовой?

— Связь с ними оборвалась, когда они вошли в трясину. Наши разведчики сообщали в последнем донесении, что к отряду Армии Крайовой присоединилась группа большевистских партизан некоего Иванова, насчитывающая свыше ста пятидесяти человек… Сейчас связь отсутствует. Возможно, испортилась радиостанция?

— Думаю, связь уже не восстановишь. Этот сброд, как вы их называете, умеет кусаться! Это люди отчаянные. Не дай бог, чтобы они вышли из тех болот и добрались до Припяти. Тогда они нас атакуют, а русские с той стороны помогут им артиллерией или, что еще хуже, могут пойти на прорыв фронта в этом месте… Это надо иметь в виду. Что еще?

— Пришла шифровка из Берлина. В главном правлении безопасности рейха уже знают о разгроме тюрьмы в Билгорае {13}, там недовольны также переговорами коменданта гарнизона во Владимире с аковцами.

— Он ведь благодаря обмену получил семьдесят два наших пленных {14}.

— Действительно, так, но при этом он освободил более сорока заключенных поляков.

— Господин генерал! Перед лицом опасности, какую представляет для нас и поляков русская армия, этот поступок коменданта гарнизона во Владимире может иметь важное политическое значение… Кто знает, возможно, это склонит аковцев занять общие с нами позиции.

— В Берлине требуют, однако, подробных объяснений.

Модель замолчал, задумавшись над чем-то, и после продолжительного молчания со злостью сказал:

— Фронт остановился, следовательно, в Берлине скучают… Я знаю кое-что о тех героях, которые не нюхали фронта. Объяснений им придется подождать. Передадим их после ликвидации этой аковской дивизии и группировок советских партизан. Пусть эскадрилья майора Руска повисит еще над болотами, возможно высмотрит, как те тонут… Уже самое время. Пятый день прошел с того момента, как эта дивизия рассыпалась. Как вы думаете, генерал?

— Господин фельдмаршал! Я думаю, или все погибли в болоте, или…

— Или, или! — Модель вложил в глаз монокль и стал всматриваться в сидящего генерала. — Пожалуйста, имейте в виду, что с середины мая в районе Гадомич стоит польская армия. Вот как выглядит ситуация… Благодарю вас за дополнительную информацию. Жду, когда вы мне представите для ознакомления план операции «Штурмвинд». Прошу уведомить командира второй танковой дивизии, чтобы прибыл сегодня ко мне в семнадцать часов. Эту часть тоже бросим туда.

Генерал энергично встал с кресла и кивнул седой головой. Модель поднял руку.

— Минутку! А что с проектом «Хен Актион»? {15}

— Находится в конечной стадии разработки. Думаю, до конца июня…

Модель резко встал с кресла. Наполеоновским жестом всунул правую руку между третьей и четвертой пуговицами мундира из лоснящегося сукна, на котором красовался Рыцарский крест.

— До конца июня? — прогремел он. — Генерал, вы опять шутите! Даю вам окончательный срок — пятое июня, и ни дня больше… Вчера я разговаривал с доктором Геббельсом. Он похвалил наш план и требует быстрой его реализации. Он согласен с тем, что вывоз в рейх пятидесяти тысяч мальчиков в возрасте от восьми до пятнадцати лет ослабит давление на наши оперативные тылы. Пусть мир узнает об этой нашей весьма гуманной акции, так говорил доктор Геббельс. Фюрер также считает недопустимым, чтобы плоды этой работы достались большевикам.

— Правильно, господин фельдмаршал. А может, увеличить эту цифру? Скажем, до ста тысяч?

Модель улыбнулся.

— Ничего не потеряно. «Хен Актион» не единственная операция. Наш «Лебенсборн» {16} действует превосходно, поэтому мы повторим подобные акции, не раз еще их повторим.

Когда генерал вышел из комнаты, воцарилась тишина, прерываемая лишь тиканьем настенных часов.

Фельдмаршал подошел к стене, раздвинул шторы. Перед ним висела оперативная карта. Она была перерезана толстой синей чертой, обозначающей передовую линию фронта между германскими войсками группы армий «Северная Украина» и советским 2-м Белорусским фронтом. Этот фронт проходил вдоль южного берега Припяти до реки Турья, на запад от Ковеля, на восток от Броды и далее на Коломыю до Карпат. По западную сторону этой синей черты штабисты фельдмаршала подробно нанесли дислокацию своих частей вдоль фронта, второй и третий эшелоны, тыловые части, размещенные на разном удалении от передовой. Между последними виднелись многочисленные кружки, треугольнички и квадраты, обозначенные красным цветом. Легенда внизу карты объясняла эти знаки коротко — «Партизаны». Таким образом, это были советские и польские партизанские соединения и отряды, находящиеся в тылу группы армий