Разъяренные казаки нещадно рубили янычар и аскеров, подрывали бастионы и стены. Со смехом смотрели, как разбегаются из гарема напуганные жены мурзы и наложницы. За садом наткнулись на ямы длиной в пять и глубиной в три локтя, — в ямах сидели невольники. Казаки отвалили железные плиты и спустили веревочные лестницы. Один за другим вылезали из ям худые, измученные люди. Палий увидел их уже без кандалов, окруженных со всех сторон казаками.

Тем временем Андрущенко подвел перепуганного мурзу.

— Куда его тащить?

— Они ему сами суд учинят, — показал Палий на невольников. — А вы, хлопцы, айда отсюда бастионы рушить, еще остались целые. Пороховой погреб подорвать не забудьте. Сбираться всем на южной околице.

Из города выехали так же стремительно, как и захватили его. Позади, вырываясь из-за городских стен, еще долго лизали небо длинные языки пламени, и ветер нес вслед полкам острый, едкий запах гари.

Отъехав от Очакова, полки разделились. Встретиться уговорились возле устья Синюхи на Буге или под Переволочной.

Макневский, Козьменко и Пашковский, захватив с собой пленников и восемь вражеских пушек, повели свои полки к Бобринцу. Палий пошел более опасным путем — вниз по Кодыме через Егорлык. Если татары и пустятся в погоню, то только по его следу. И он не просчитался. Узнав, что Палий двинулся через Буджацкие степи, Опита повел туда орду, разбросав разъезды и поставив на Кодыме заслоны. Разъезды недолго блуждали в степях, они быстро обнаружили след Палия и навели на него орду.

Татары ехали быстро, сменяя загнанных коней. Пестрые знамена растянулись на много верст. Орда сперва шла массой, потом расползлась во все стороны. Всадники словно и не придерживались порядка, однако начальник мог в любой момент повернуть свой отряд в нужном направлении.

Палий знал, что стоит лишь переправиться через Кодыму, и он уйдет от преследователей. Надо только торопиться к переправе.

И он гнал не останавливаясь. Наконец усталые лошади натянули поводья, почуяв воду. Но на другом берегу Кодымы показались татарские заслоны. Казаки опоздали. Из тыловой охраны примчались дозорные с вестью, что ордынцы совсем близко. Все попытки скрыться были напрасны: татары окружили бы казаков в степи. Тогда Палий приказал рыть окопы и делать палисад из деревьев, росших на берегу Кодымы.

Окопы одним концом упирались в болото, другим — в берег реки. Их отрыли быстро, и так как татары еще не подошли, то успели насыпать побольше земли, с берега нанесли кольев, заострили их и утыкали ими вал.

Солнце уже перевалило за полдень, а татары все не показывались. Объезжая окопы, Палий увидел Корнея и Тимка, оба несли на веревках перекинутые через плечо большие вязанки кольев. Из кустов появились и другие казаки с такими же вязанками. По всему полю перед окопами стояли на коленях казаки, забивали колья в землю. На валу ставили сошники для ружей, отмеряли порох, заранее готовя заряды. Слева от вала поблескивал солончак, подходивший к самому укреплению, забивать в него колья было невозможно. В направлении солончака, на валу, поставили две небольшие пушки из тех, что захватили в крепости, по солончаку разбросали острые якорцы.

Только перед самым заходом солнца появились татары. Они рванулись вперед прямо с походного строя, намереваясь одним стремительным ударом уничтожить казаков. Орда заняла большое пространство, и Палий видел, что поступил правильно, приказав сузить окопы. Две трети татарского войска двигались в основной группе, а треть разделилась пополам, на правое и левое крылья. Эти крылья шли в стороне, не умещаясь на узком пространстве против скопов.

Авангард орды составляли ногайцы; они припали к лошадиным шеям, и их бараньи шапки скрывались в волнах развеянных по ветру грив.

В казачьем лагере царило тревожное молчание. Палий был уверен в своих людях: не впервые им встречаться с татарами. И хотя на сей раз надежды вырваться живыми было мало, внешне казаки оставались спокойными. Кое-кто даже пытался шутить. Но вот стихли и шутки. Тишину нарушал только топот татарских коней, от которого с вала осыпалась земля.

Пронзительное грозное «алла» прокатилось по степи и достигло окопов. В ответ поднялись над палисадом ряды ружей и мушкетов. Едва татары доскакали до вбитых в землю кольев, ударил залп. Передние всадники вместе с лошадьми полетели наземь: одни — сбитые пулями, другие — споткнувшись о колья. Лошади ломали ноги, бились на земле, давя воинов своими телами. Ряды татарской конницы смешались. Тем временем казаки успели снова зарядить ружья.

Теснимые задними рядами, татары снова кинулись вперед. Из-за палисада беспрерывно стреляли. Многие ордынцы перелетали через высокие изогнутые луки седел. Наконец татары не выдержали и повернули коней. Казаки прекратили стрельбу: надо было беречь порох. Но радости от того, что нападение отбито, в лагере не было: все знали — это только начало.

Солнце опустилось за горизонт.

Андрей Зеленский попросился с полусотней казаков на вылазку. В полночь перебрались через палисад. Сотник бесшумно полз по траве, держа направление по звездам. Ползти пришлось долго, болели натертые локти и колени, но подниматься боялись, чтобы не наткнуться ненароком на татарские сторожевые посты. Дорогу пересекала глубокая балка, казаки один за другим спустились туда.

Отдохнув немного, они бесшумно взобрались на противоположный склон. Зеленский выглянул и сразу сполз обратно. Прямо перед ним сидел татарин. Он зажал между коленями небольшой кожаный мешок, доставал оттуда пальцами тугой кенырь и отправлял небольшими кусочками в рот. Потом медленно сосал посапывая от удовольствия.

«Застал бы тебя за этим занятием сотенный, он бы показал, как в походе красть сыр», — почему-то подумал Зеленский и, дернув за руку казака, собиравшегося выглянуть из балки, тихонько пополз направо. Он выбрался из балки и стал подкрадываться к татарину. В двух шагах от часового он затаил дыхание и услышал, как тот чавкает, смакуя кенырь. Выждав, пока татарин, снова нагнувшись к мешку, стал набивать кенырем рот, Зеленский перепрыгнул через невысокий куст и навалился на часового. Татарин дернулся и повалился на мешок, из шеи у него струйкой забила кровь. Зеленский оттолкнул его, из мешка посыпался белый сочный сыр.

Сотник тихо свистнул. С ножами в зубах из балки вылезли казаки.

Татары спали под открытым небом, закутавшись в кошмы и подложив под голову седла. Ночь была теплая, кое-кто даже сбросил с себя кошмы. Казаки оставляли татар спящими навсегда в тех позах, в каких заставал их удар ножа. Беки и начальники отрядов спали в шатрах. У входов в шатры дремали аскеры. Казаки прорезали ножами задние стенки и забирались внутрь. Все шло хорошо, пока кто-то из казаков не ударил бека, который спал в кольчуге. Нож скользнул, скрежеща по металлическим кольцам, чуть оцарапав беку кожу. Тот громко закричал, казак прикончил его ударом ножа в лицо. Но татары проснулись, и в лагере поднялась тревога. Казаки отступали к балке; только четверо не вернулись: верно, заплутались и были зарублены.

На другой день ордынцы долго не появлялись перед окопами: ночные события несколько ошеломили их. Лишь в полдень снова пошли в наступление. На этот раз им удалось в нескольких местах прорваться к самым окопам. Бросая коней, они лезли на вал.

Казаки стреляли по ним в упор. Стреляли без перерыва: перед боем было выделено из каждой сотни по тридцать человек, которые только заряжали мушкеты, пистолеты и ружья.

Первая линия казаков уже взялась за сабли, а вторая все еще продолжала стрелять через их головы. Палий, без кунтуша, в одной малиновой рубахе, рубился в гуще сотни Зеленского. Вдруг он увидел, что в том месте, где солончак вплотную подходит к казацким шанцам, татары уже вылезли на вал. Казаки, яростно отбиваясь, отступали шаг за шагом.

Полковник соскочил с вала, немного отбежал назад к заросшей ивняком лощине и, сорвав левой рукой с головы шапку, взмахнул ею над головой. На вязе, что рос на откосе лощины, качнулась ветка, из травы поднялась резервная полусотня казаков. Палий, не оглядываясь, бросился к солончаку.

— Держись, хлопцы, подмога идет! — крикнул он на бегу. Два или три татарина, увидев «страшного» Палия, попятились. Но слева десятка полтора ордынцев с грозным криком «алла» устремилось к полковнику. Молнией сверкнула сабля в палиевой руке. Упал, разрубленный наискось, остролицый татарин, другой