«Чей кос?» – спросил Есеней.

«Кожыка».

«Кожыка?!»

«Его…»

«А кто приезжал, он сам?»

«Нет, какой-то его человек».

«Мы здесь не останемся. Едем, джигиты. В косе Кожыка глоток воды сделать и то грех. Пожуете то, что у вас в хоржунах».

С Есенеем не спорили, хоть ездили с самого утра и нигде не останавливались на привал.

Вот уже много лет не мог он настигнуть Кожыка, который был верным человеком Кенесары, а после его гибели в бою с киргизами поселился в этих краях, на севере. Кожык рыскал по всей степи, и с ним такие же головорезы, как он. Грабил. Средь бела дня угонял лошадей в аулах и присоединял к своим табунам. А когда хозяева, зная, чьих рук это дело, требовали их обратно, Кожык, посмеиваясь, отвечал: «Это – табуны Есенея… Попробуйте забрать, если вы батыры».

Об этом не раз приходилось слышать Есенею. «Есть у меня заклятый враг, – говорил он. – Попадись мне в руки Кожык…» А когда ему донесли, что Кожык останавливался в доме у Иманалы и ночевал там, Есеней прогнал родного брата, – и с тех пор не приближал к себе. «Этот Иманалы, будь он в силах, ни перед чем не остановился бы», – качал головой Есеней, будто о ком-то постороннем шла речь.

После того как он провалился в полынью, Есеней провел в пути ночь, день и еще ночь. Его била дрожь, и, чтобы согреться, он то и дело пускал Байшубара во весь опор, но дрожь не проходила.

Подобно тому, как Есеней привык жить в «русской избе», он привык и к «русской бане». Он даже шутил: «Вот бы – перед совершением каждого намаза, казахи, вместо омовения, ходили бы в баню. От девяноста девяти болезней избавились бы!»

Перед уходом он сказал Улпан:

– Акнар, а ты полежи… Я не вернусь, пока солнце не поднимется высоко. Хочу погреться как следует.

В бане он пробыл почти до обеда. Туда ему носили кумыс и еду. Он надеялся, что, если отойдут застывшие кости, то уймется и дрожь в руках и ногах. Поэтому Шондыгул семь потов с него спустил, исхлестал всего березовым веником. А дрожь не унималась.

Дома он лег и с головой укрылся волчьей шубой.

– Акнар, не буди, пока сам не проснусь. Проснулся он на следующий день, к полудню. Волосы, борода были спутаны, как у неживого. Лицо – словно у восьмидесятилетнего старца, кожа множеством морщинок сползла к подбородку, складками, таким бывает наколенник у поношенных шаровар. Он на двадцать лет постарел. Лицо его и раньше было суровым, но стоило вглядеться, и оно казалось мужественным, решительным – лицом настоящего мужчины. Оно становилось мягким и добрым, когда он смотрел на Улпан.

Она всю ночь просидела у его постели, но он лежал, укрывшись с головой, а сейчас она испугалась – на нее смотрел, жалко улыбаясь, незнакомый старик. Другая заплакала бы. Улпан приветливо сказала:

– Мой тигр, ты спал спокойно… Целые сутки спал, но я не будила тебя, хоть мне скучно было. Ну и устал же ты… Вставай, одевайся, ты весь оброс! Позвать Кенжетая?

– Позови… А сама иди, мне нужно одеться.

Раньше присутствие Улпан его не смущало, «смотри, какого мужа подцепила, – говорил он ей, – голова – казан, в каком можно стригуна сварить. Тело – черное и рябое к тому же, все в белых пятаках. Пальцы – палки…» Но Улпан возражала: «Что ты! Мне на бога обижаться не за что, мой тигр. Бог мне дал мужчину в двойном размере, я другого и не захотела бы, ни за что». Она искренне хвалила его и искренне хвалилась им.

Кенжетай побрил его, подправил усы и бороду, но от этого еще заметнее стали на лице морщины и складки. За чаем Улпан постаралась подбодрить его:

– Смотри-ка, снова парнем стал!

Есеней не сказал ни слова и даже не улыбнулся. Улпан завела другой разговор:

– Мой тигр, ты спал и спал, я даже не могла потребовать с тебя суюнши. [58] Шынар наша – сына родила!

– Е-е, Мусреп еще молод, мальчишка…

– Насколько он моложе тебя, подумаешь! Ты не хочешь отдать суюнши?

– Бери, что понравится, моя Акнар…

– Мне понравится, когда ты поскорее поправишься! Больше ни о чем не прошу. Неужели это трудно – такому мужчине, как ты? Первый раз, что ли, побывал на морозе?

– Я не поеду, а ты передай Шынар – я желаю ее сыну долгих лет жизни и много счастья. И ей – того же самого. А почему Мусрепа нет? Он что, не знает о моем возвращении?

– Вчера вечером он приезжал. Но ты спал.

– Позови его, Акнар. Он со мной не захотел ехать из-за того, что Шынар должна родить. А мне его не хватало! Да, я не спросил – кто это был на тройке, когда мы ночью подъезжали к аулу?

– Молодой человек по имени Кази. Помнишь, в Тобольске он приходил поздороваться с тобой? А сейчас – знал, что тебя нет дома и собирался погостить день-другой.

– А почему он уехал среди ночи? Ты плохо его приняла?