нащупаю нужные провода — и прослежу эту чертову цепочку от начала и до конца… Я задернул молнию куртки до подбородка, надел перчатки, шапку, замотался шарфом до самого носа и вышел из кинотеатра. Снег валил с такой силой, что я едва различал дорогу. Окоченевший город выглядел безнадежно, как замороженный труп.
Вернувшись в номер, я позвонил во “Всеяпонские Авиалинии” и заказал билет до Ханэда[16] на первый же послеобеденный рейс. “Из-за сильного снегопада возможны задержка этого рейса или пересадка на следующий, вы не возражаете?” — спросила в трубке дежурная. Я ответил, что мне все равно. Я решил возвращаться — и хотел улететь как можно скорее. Собрав вещи, я спустился в фойе и расплатился по счету. А затем подошел к своей знакомой в очках и пригласил ее к стойке “Автомобили в аренду”.
— Так получилось, что мне нужно срочно уехать в Токио, — сказал я ей.
— Большое спасибо! Приезжайте еще! — прощебетала она со все той же производственной улыбкой на губах. Хотя я был уверен: мой внезапный отъезд не мог не задеть ее хотя бы чуть-чуть. Слишком уж легко она обижалась на что угодно.
— Эй, — сказал я. — Я еще приеду. Скоро. И тогда мы с тобой поужинаем, не торопясь, и поговорим обо всем на свете, хорошо? Мне обязательно нужно кое о чем с тобой поговорить. Но сейчас мне действительно необходимо быть в Токио — по очень важному делу. Там от меня потребуются всякие страшные вещи: логическое мышление, ситуативное моделирование, общее прогнозирование… Ну, а потом все закончится — и я приеду. Через месяц, или два, или три — сам пока не знаю. Но вернусь обязательно. Почему я так уверен? Как тебе объяснить… Само это место для меня очень много значит. Мне так кажется. И поэтому я еще обязательно вернусь.
— Н-н-да? — протянула она скорее вопросительно.
— Н-н-да! — протянул я скорее утвердительно. — Я, конечно, понимаю, каким бредом звучит то, что я говорю…
— Вовсе нет! — вдруг сказала она без всякого выражения. — Просто я не могу загадывать, что со мной случится через несколько месяцев, вот и все.
— Ну, о нескольких месяцах речи не идет! И мы обязательно еще встретимся. Ведь у нас с тобой столько общего! — убеждал я ее. Но ее это почему-то вовсе не убеждало. — Или тебе так не кажется?
Она постучала концом авторучки по стойке — цок, цок, цок — и ничего не ответила.
— А ты, случайно, не ближайшим рейсом летишь? — спросила она, помолчав.
— Самым ближайшим, какой взлетит, — кивнул я. — Вот только из-за погоды пока не ясно, когда вылет.
— Если так, то у меня к тебе будет просьба… Можно?
— Ну, разумеется!
— Тут у нас ребенок — девочка тринадцати лет — едет в Токио без родителей. Ее мать по срочным делам улетела куда-то. А дочку одну в отеле оставила. Если тебе не трудно — ты не мог бы проводить ее до Токио? А то у нее и багажа прилично, и, боюсь, в самолет-то не сядет, как полагается…
— Как это? — не понял я. — С чего бы это мать бросала ребенка и улетала бог знает куда? Что за безалаберность?
Она пожала плечами.
— Такая она и есть, эта мать. Безалаберная. Всемирно известная фотохудожница, со странностями. Взбрело ей в голову ехать куда-то — срывается с места и едет. О ребенке и не вспомнит. Творческая натура, что с нее взять? Задумается о чем-то — про все остальное на свете забывает. Вчера уехала, сегодня спохватилась — и давай звонить в отель. Дескать, я там у вас дочку забыла, так вы уж посадите ее в самолет и отправьте обратно в Токио…
— А что же сама не приедет, за дочкой-то?
— Ну, не знаю. Сказала, что по работе еще неделю не сможет вырваться из Катманду. А личность она знаменитая, клиент повышенного внимания, и так просто ей отказать мы не можем… Вы, говорит, только на самолет ее посадите, а в Токио уже сама разберется. Но так же нельзя, правда? Все-таки девочка; не дай бог, что случится — мы же и будем виноваты. На нас вся ответственность…
— Черт знает что! — только и сказал я. И вдруг меня осенило: — Послушай, а эта дочка… Длинноволосая, в джемпере с названием рок-банды, и плейер в ушах, угадал?
— Точно… Так вы знакомы?
— Нет, это просто черт знает что! — с чувством сказал я еще раз.
Она тут же позвонила во “Всеяпонские Авиалинии” и заказала билет на рейс, которым улетал я. Потом набрала номер комнаты девчонки, попросила собрать чемоданы и спускаться вниз — мол, наконец-то нашелся сопровождающий. Нет-нет, абсолютно порядочный, мой хороший знакомый, сказала она. И послала носильщика за чемоданами. А потом заказала гостиничный лимузин. Все — очень стильно, красиво, профессионально. Просто талант… Здорово у тебя получается, сказал я.
— Я же говорила, что работу свою люблю. У меня к ней склонность, потому и получается, — ответила она как ни в чем ни бывало.
— Особенно если шутники не пристают? — не удержался я.
Она снова зацокала по стойке авторучкой.
— Это — отдельный разговор. Я вообще не люблю, когда надо мной подшучивают. С давних пор — рефлекс у меня такой. Я тогда ужасно напрягаюсь.
— Но я-то шучу не для того, чтобы ты напрягалась! — сказал я. — Наоборот: я шучу для того, чтобы самого себя успокоить. Может, конечно, шутки у меня плоские и бессмысленные, но пойми — я ведь от чистого сердца стараюсь! Сколько раз бывало: пошучу с человеком — а ему вовсе не так весело, как я рассчитывал. Ну и ладно! Главное — что я не желаю никому зла. И с тобой шучу не чтобы тебя поддеть, а потому что это мне самому нужно…
Слегка поджав губы, она осмотрела меня с головы до ног. Так с высокой горы окидывают взглядом долину, пострадавшую от наводнения. И наконец очень странным голосом — то ли сдерживая дыхание, то ли страдая от насморка — произнесла:
— Кстати говоря… Ты не дашь мне свою визитку? Все-таки я тебе целого ребенка доверяю. Все должно быть официально.
— Официально так официально… — пробурчал я, достал бумажник, вытащил оттуда визитку и протянул ей. Уж визитка-то у меня всегда найдется. Чуть не дюжина знакомых в разное время советовали мне: что-что, а визитную карточку следует всегда иметь под рукой. Она взяла мою визитку и долго изучала ее — с таким видом, будто ей в руки попала тряпка сомнительного происхождения.
— Кстати говоря… А тебя как зовут? — спросил я.
— Скажу в следующий раз, — ответила она и поправила пальчиком оправу очков. — Если, конечно, встретимся.
— Встретимся! Можешь не сомневаться, — сказал я.
И тут она улыбнулась — мягкой улыбкой, слабой, как свет молодой луны.
Через десять минут девчонка с носильщиком спустились в фойе. Носильщик волок огромный чемоданище. Взрослая немецкая овчарка поместилась бы в таком чемодане во весь рост не прижимая ушей. И в самом деле: бросать тринадцатилетнюю пигалицу с таким багажом посреди аэропорта — чистый садизм. На пигалице были спортивный джемпер с надписью
