отвели глаза. «Из-за родимого пятна, наверное», – подумал я. И только потом до меня дошло: моя белая рубашка была забрызгана кровью того парня (главным образом из разбитого носа), а в руках я бессознательно сжимал бейсбольную биту, которую отобрал у него.
Кончилось тем, что я притащил биту домой и забросил ее в шкаф.
В ту ночь я не засыпал до самого рассвета. Плечо и левая рука, куда мне заехали битой, распухли и разламывались от боли, а правый кулак, казалось, все колотил и колотил того парня и никак не мог остановиться. Я заметил, что кулак все еще крепко сжат и готов к бою. Попробовал расслабить руку, но она не слушалась. Сон не приходил не потому, что я не мог заснуть, а потому, что не хотелось. Стоит сейчас вырубиться – наверняка начнет сниться какая-нибудь гадость. Чтобы успокоиться, я сел за стол на кухне и, прихлебывая неразбавленное виски, что принес дядя, поставил в кассетник тихую музыку. Хотелось поговорить с кем-нибудь. Услышать от кого-нибудь хоть слово. Поставив телефон на стол, я несколько часов не сводил с него глаз. Ну позвоните же мне! Хоть кто-нибудь! Пожалуйста! Пусть даже эта немыслимая телефонная особа. Кто угодно! Готов говорить о чем угодно. Согласен на самую никчемную и грязную тему, на любой самый отвратительный и неприятный разговор. Просто мне надо, чтобы кто-нибудь поговорил со мной.
Но никто так и не позвонил. Я прикончил оставшиеся полбутылки скотча и завалился в постель, когда за окном было уже светло. «Пожалуйста, не надо никаких снов. Дайте мне просто поспать, хотя бы сегодня», – успел подумать я перед тем, как отключиться.
Спастись от сна не удалось. Как я и предполагал, это оказался настоящий кошмар. Приснился тот самый парень с гитарным чехлом. Во сне я делал то же самое, что наяву, – шел за ним следом, открывал дверь в том доме, получал удар битой, потом бил сам, бил, бил, бил… Но дальше все пошло по-другому. Когда я перестал избивать его и поднялся, парень, весь в слюне, с диким хохотом вытащил из кармана нож – маленький и острый с виду. Просочившийся сквозь занавески неясный отблеск уходящего дня сверкнул на его лезвии, отразившись белым костяным всполохом. Но парень не бросился с ножом на меня, а стал вместо этого срывать с себя одежду, пока не остался совсем голый. Потом он принялся сдирать с себя кожу – с такой легкостью, будто очищал яблоко. Он проделывал это быстро, не переставая громко хохотать. Кровь лилась с него потоком, растекаясь по полу черной жуткой лужей. Работая правой рукой, он снял кожу с левой, а потом ободранной и кровоточащей левой конечностью принялся за правую. В конце концов парень превратился в большой кусок пунцового мяса, но даже тогда в черной дырке разверстого рта не смолкал хохот, а белки глаз бешено вращались в глазницах кровавой маски, которой стало его лицо. Наконец, как бы отзываясь на этот неестественно громкий смех, распластавшаяся у его ног кожа зашлепала по полу ко мне. Я хотел броситься бежать, но ноги не слушались. Кожа подползла ко мне и медленно начала карабкаться вверх по моему телу, ложась на него плотным покровом. Сочившаяся кровью кожа парня прилипала к моей, образуя как бы второй слой. Все вокруг пропиталось ее запахом. Скоро кожа тонкой оболочкой покрыла мои ноги, тело, лицо. Потом в глазах у меня потемнело, и в черной пустоте раздавался лишь громкий раскатистый хохот. Тут я проснулся.
Сон взбудоражил и напугал меня. На какой-то миг я даже перестал ощущать самого себя. Пальцы мелко дрожали. Но в то же время я понял одно.
Мне никуда не деться от всего этого. И убегать я никуда не должен. Вот что я решил. Куда бы я ни уехал, это все равно обязательно меня достанет. Где бы я ни был.
18. Весточка с Крита
•
На краю мира
•
Добрые вести дают о себе знать тихо
После долгих раздумий я решил не ехать на Крит. Примерно за неделю до отъезда в Грецию ко мне с полным пакетом еды явилась бывшая Крита Кано и принялась готовить ужин. За едой мы почти ни о чем не говорили, но после того как с ужином было покончено и посуда перемыта, я объявил, что не смогу поехать с ней. Для девушки, похоже, мои слова не стали неожиданностью. Скорее она восприняла их как нечто само собой разумеющееся. Зажав пальцами коротенькую челку на лбу, она сказала:
– Жаль, конечно, что вы не едете со мной, Окада-сан, но что сделаешь. Ничего страшного. Я поеду на Крит одна. Не беспокойтесь обо мне.
– Ты уже собралась?
– Все, что нужно, готово. Паспорт есть, билет на самолет забронировала, дорожные чеки, чемодан… Хотя какой у меня багаж…
– А сестра что говорит?
– Мы с ней очень дружим. Поэтому нам обеим очень тяжело расставаться надолго. Но Мальта сильная и умная и хорошо знает, что для меня лучше. – Она взглянула на меня. На ее лице была спокойная улыбка. – А вы считаете, вам будет лучше здесь одному?
– Может быть. – С этими словами я встал и включил чайник, чтобы вскипятить воду для кофе. – Мне так кажется. Понимаешь, я вдруг понял, что могу уйти отсюда, но не убежать. Это просто невозможно, как бы далеко я ни уехал. Вот тебе, думаю, на Крит ехать стоит. Ты ведь, что ни говори, рассчиталась с прошлым и собираешься начать новую жизнь. А я – другое дело.
– Это, верно, из-за Кумико-сан?
– Наверное.
– Будете дожидаться здесь, пока она вернется?
Облокотившись о раковину, я ждал чайник. Но вода упорно не закипала.
– Честно сказать, не знаю, что делать. Зацепиться даже не за что. И все-таки понемножку я начинаю понимать. Надо что-то делать. Сидеть просто так и ждать Кумико – без толку. Если я хочу, чтобы она вернулась, надо во многом разобраться. Самому.
– Но что же делать? Вы и сами еще не знаете?
Я кивнул.
– Кажется, окружающее мало-помалу начинает принимать очертания. Должна же быть какая-то связь, хотя еще много неясного. Так просто здесь не разобраться. Надо подождать, пока еще немного не прояснится.
Сестра Мальты Кано задумалась, ровно сложив руки на столе.
– Но это же так нелегко – ждать.
– Да уж наверное, – сказал я. – Вполне может быть, все окажется куда круче, чем я сейчас думаю. Ждать здесь непонятно чего, когда ничего толком не понятно… По правде говоря, можно было бы… бросить все и уехать с тобою на Крит. Забыть обо всем и начать жить заново. Для этого я и чемодан купил, на паспорт сфотографировался, вещи собрал. Мне в самом деле хотелось уехать из Японии. Но я никак не могу избавиться от предчувствия – или ощущения, – что от меня что-то требуется именно здесь. Вот откуда это «не могу убежать».
Сестра Мальты Кано молча кивнула головой.
– На первый взгляд история – банальней не придумаешь. Жена завела любовника и ушла из дома. Заявляет, что хочет развестись. Как говорит Нобору Ватая, такое часто бывает. Тут без лишних раздумий и рвануть бы с тобой на Крит, забыть про все и зажить по-новому. Как бы не так! На самом-то деле история только кажется такой простой. Это и мне, и тебе понятно. Так ведь? И Мальте понятно. Может быть, и Нобору Ватая тоже. Во всем этом есть что-то, чего я не знаю. И мне хочется как-нибудь раскопать это, вытащить на свет.
Готовить кофе я передумал, выключил чайник, снова сел за стол напротив сестры Мальты Кано и посмотрел на нее.
– Я бы вернул Кумико – была бы возможность. Сам вернул бы ее обратно в этот мир. Не выйдет – что ж, значит, я и дальше буду терять себя, лишаться своего «я». Вот что я постепенно понял, хотя пока еще смутно все это представляю.
Взглянув на сложенные на столе руки, сестра Мальты Кано подняла на меня взгляд. Крепко сжала ненакрашенные губы и, помолчав, сказала:
– Вот потому-то я и хотела увезти вас с собой на Крит, Окада-сан.
– Чтобы я ничего здесь не делал?
