совсем недавно этой штукой убили двух человек. Подержав биту в руках, ощутив ее тяжесть, доктор вернул ее лейтенанту, который привычным движением сделал несколько замахов, имитируя удар.
– Вы играете в бейсбол, доктор?
– В детстве часто играл.
– А сейчас?
– Сейчас – нет. – Ветеринар чуть было не спросил: «А вы, лейтенант?» – но спохватился и промолчал.
– У меня приказ: прикончить его этой же битой, – сухо проговорил офицер, постукивая битой по земле у себя под ногами. – Око за око, зуб за зуб. Только между нами: меня от этого приказа воротит. Ну уложим мы их всех сегодня, а что дальше? Самолетов у нас не осталось, кораблей тоже, самые лучшие части полегли. На Хиросиму сбросили какую-то специальную новую бомбу, и от города вмиг ничего не осталось. Из Маньчжурии нас выпрут со дня на день или всех перебьют, и Китай опять будет китайским. Сколько уже мы китайцев на тот свет отправили, еще несколько трупов ничего не изменят. Но приказ есть приказ. Я солдат и должен подчиняться приказам. Порешили тигров и леопардов, а сегодня настала очередь этих парней. Смотрите хорошенько, доктор. Вот еще как можно умереть. Вы врач, режущие инструменты, кровь, кишки, должно быть, вам не в диковинку. Но видели вы, как человека убивают бейсбольной битой? Нет, наверное.
Он приказал капралу подвести номер 4, отбивающего, к краю ямы. Ему снова связали руки за спиной, завязали глаза и поставили на колени. Китаец был высок и крепок, с мощными руками – у обычного человека ляжка толщиной с его руку. Лейтенант подозвал молодого солдата и вручил ему биту со словами:
– Убей его этой штукой.
Солдат вытянулся перед офицером, козырнул и взял биту, но так и застыл с нею в руках, как парализованный. Похоже, до него не доходило, что это такое – убить китайца битой.
– Тебе в бейсбол играть приходилось? – спросил лейтенант солдата (того самого, кому потом надсмотрщик раскроит лопатой голову на шахте под Иркутском).
– Никак нет, – громко ответил солдат. И в деревушке на Хоккайдо, где он родился, и в Маньчжурии, в поселке, где вырос, была такая бедность, что ни одна семья не могла себе позволить такую роскошь, как мячи или биты для бейсбола. В детстве он носился по полям, бился на палках с другими мальчишками, воображая себя самураем, ловил стрекоз. В бейсбол не только никогда не играл, но даже ни разу не видел этой игры и биту, естественно, держал в руках в первый раз в жизни.
Лейтенант показал ему правильный хват, объяснил, как надо бить, показал несколько раз.
– Понял? Самое главное – поворот поясницы, – проговорил он сквозь зубы. – Когда замахиваешься, отводишь корпус назад. Поворачиваешь таз, и корпус идет в ту же сторону. Бита пошла, пошла… вот так, из-за спины. Понимаешь? Не думай все время о замахе, если будут работать только руки, замах слабый получится. Корпусом работай, не руками.
Вряд ли солдат все понял в объяснениях лейтенанта, но все же снял, как было приказано, тяжелую амуницию и стал отрабатывать замах. Все наблюдали за ним, а лейтенант поправлял, водя, когда надо, его руками. Он оказался отличным учителем. И хотя двигался солдат довольно неуклюже, бита в его руках уже со свистом рассекала воздух. Руки у него были крепкие – недаром он с самого детства каждый день работал на ферме.
– Ладно, сойдет, – сказал лейтенант, вытирая пилоткой пот со лба. – Давай, постарайся сразу, одним ударом… Чтоб не мучился.
Ему хотелось сказать: «У меня тоже нет никакого желания это делать. Человека битой убивать… Как такое в голову могло прийти!» Но разве может офицер сказать такое подчиненному?
Солдат подошел сзади к стоявшему на коленях с завязанными глазами китайцу и занес биту у него над головой. В этот миг блеснули слепящие лучи заходящего солнца, и от биты на землю упала вытянутая раздутая тень. «Это невероятно! – мелькнуло в голове ветврача. – Прав лейтенант: я никогда не видел, чтобы человека убивали бейсбольной битой». Солдат долго держал биту на весу. Доктор заметил, как она дрожит в его руках.
Лейтенант кивком подал сигнал солдату. Тот замахнулся, сделал глубокий вдох и изо всех сил ударил сзади китайца по голове. Удар получился на удивление точным – солдат резко развернулся, и он пришелся позади уха, как раз тем местом биты, где стояло фабричное клеймо. Бита сделала свое дело – послушался тупой хруст раздробленных костей. Китаец даже не вскрикнул. Застыл на мгновение в какой-то странной позе и тяжело повалился вперед. Из уха хлынула кровь. Он лежал, уткнувшись щекой в землю, и не двигался. Лейтенант посмотрел на часы. Молодой солдат, не выпуская биты из рук, с открытым ртом уставился в пространство.
Лейтенант был человек осторожный. Подождав минуту и убедившись, что китаец не шевелится, он обратился к ветеринару:
– Не сочтите за труд, доктор. Не могли бы вы проверить, мертв он или нет?
Ветеринар кивнул, подошел к китайцу и, наклонившись, снял повязку с глаз. Они были широко открыты, зрачки смотрели куда-то вверх, из уха струилась алая кровь. Заглянув в полуоткрытый рот, доктор увидел запавший перекрученный язык. Шея от удара неестественно вывернулась, в ноздрях застывали сгустки крови, хлынувшей из носа и расплывшейся по высохшей земле черными пятнами. Большая, особенно расторопная муха уже забралась в ноздрю, видно, собравшись отложить там яйца. На всякий случай врач взял руку китайца и пощупал пульс. Пульса не было – по крайней мере, там, где должен быть, он не прощупывался. Удар биты (первый в жизни молодого солдата) – и дух вон. Такого здоровяка уложил. Взглянув на лейтенанта, ветеринар кивнул – мол, нет вопросов, он умер – и хотел было выпрямиться в полный рост, как внезапно почувствовал, что солнце, светившее ему в спину, вспыхнуло еще ярче.
В тот самый миг номер 4 вдруг приподнялся, будто стряхивая с себя сон, и тут же без малейшего колебания – так показалось всем, кто наблюдал эту сцену, – схватил доктора за руку. Все произошло в одно мгновение. Ветеринар ничего не понимал: этот человек был мертв, не могло быть никаких сомнений. Однако китаец на последнем выдохе уходившей из него жизни словно стальными тисками сжал кисть доктора и, выпучив глаза с устремленными кверху зрачками, рухнул в яму, увлекая его за собой. Ветеринар упал на китайца всем своим весом, услышал, как у того хрустнули ребра. Однако и после этого несчастный не отпустил его руку. Все это произошло на глазах у солдат, но они были так поражены, что даже не успели пошевелиться. Лейтенант первым пришел в себя. Он спрыгнул в яму, выхватил из кобуры на поясе пистолет и, приставив его к голове китайца, дважды нажал на курок. Выстрелы слились в один резкий, сухой хлопок, и на месте виска у китайца образовалась большая черная дыра. Жизнь окончательно оставила его, но руку доктора он так и не отпустил. Лейтенант нагнулся и, не выпуская из руки пистолета, принялся один за другим разжимать пальцы убитого. Пока он этим занимался, ветеринар сидел в яме в окружении восьми безмолвных мертвых китайцев, одетых в бейсбольную форму. Наверху не умолкали цикады, в яме их непрерывное пиликание звучало по-особому, совсем иначе.
Как только ветеринару удалось освободиться от железной хватки мертвеца, солдаты вытащили их с лейтенантом из могилы. Доктор присел на траву, сделал несколько глубоких вдохов, потом посмотрел на свою руку. На кисти отчетливо краснели пятна, оставленные пятерней убитого. Несмотря на августовский зной, его до костей пробирал жуткий озноб. «Теперь мне никогда не избавиться от этого холода, – подумал он. – А ведь этот китаец и вправду хотел утащить меня с собой».
Лейтенант поставил пистолет на предохранитель и осторожно опустил его в кобуру. Сегодня он впервые выстрелил в человека. «Не надо думать об этом. Война еще не кончилась, люди и дальше будут умирать. Думать будем потом». Он вытер потную правую ладонь о штанину и приказал солдатам, которые не участвовали в казни, засыпать яму с убитыми. Над ней уже по-хозяйски роились тучи мух.
А молодой солдат все стоял как завороженный, вцепившись в биту, и никак не мог разжать ладони. Ни лейтенант, ни капрал не обращали на него внимания. Он как завороженный наблюдал за тем, что происходило у него на глазах, – мертвый китаец неожиданно хватает доктора за руку, они вместе падают в могилу, лейтенант прыгает туда за ними, чтобы пристрелить китайца, потом его товарищи берутся за лопаты и забрасывают яму землей. Солдат смотрел на все это невидящим взглядом, только слышал голос Заводной Птицы. Как и вчера днем, из листвы, где она пряталась, доносилось кр-р-р-ри-и-и… кр-р-р-ри-и-и… Как будто кто-то заводил пружину. Он поднял голову и стал прислушиваться, пытаясь разобрать, откуда эти
