армии в районе юго-восточнее н/п Ливны. Удержали занимаемые позиции и части 40-й армии, оборонявшиеся в центре, хотя им пришлось «загнуть» свой правый фланг в район Тима.

Но, несмотря на отчаянные усилия наших бойцов, в течение двух дней наступления германские войска имели значительные успехи. Они прорвали оборону Красной Армии на стыке 13А и 40А на фронте до 40 километров и продвинулись в глубину до 35–40 километров. Войска Брянского фронта не смогли в эти дни нанести контрудар, так как выдвигаемые резервы не успели сосредоточиться.

29 июня в бой на Брянском фронте впервые с начала операции «Блау» были введены наши бронепоезда.

Еще в мае 1942 года в распоряжение 40-й армии БФ прибыл 38 одпб в составе двух бронепоездов: № 1 «Челябинский железнодорожник» и № 2 «Южноуральский железнодорожник». Дивизион дислоцировался в районе станции Мармыжи.

В течение полутора месяцев бепо систематически использовались для артобстрелов по немецким позициям (в ходе которых выявилась ненормальная работа противооткатных приспособлений, установленных на бронепоездах 75-мм французских пушек образца 1897 года. — Примеч. авт.).

29 июня в ходе прорыва немецкими войсками советской обороны н/п Мармыжи стал ареной активного противоборства сторон. Бронепоезда дивизиона подвергались интенсивным бомбежкам группами до 20 самолетов с интервалами 5–10 минут. Несмотря на интенсивный огонь из пулеметов ДТ, ДШК и польских «Браунингов», 25-мм автоматов и даже 75-мм башенных орудий, был поврежден «Челябинский железнодорожник» — бомба попала между третьей бронеплощадкой и бронепаровозом, в результате чего последний вышел из строя. Примерно в 17.00 неподвижный бронепоезд атаковали прорвавшиеся к Мармыжам немецкие танки, от огня последних загорелись 1-я и 2-я бронеплощадки, на которых стали рваться снаряды, после чего команда покинула состав.

«Южноуральский железнодорожник» в начале боя находился на станции Росховец, где в течение всего дня отражал атаки немецкой авиации, сбив при этом 6 самолетов, часть из которых упала у станции. При этом один германский летчик был взят в плен и передан представителям 40-й армии. К 14.00 бронепоезд подошел к станции Мармыжи, но прорваться через нее не смог — пути были разбиты немецкой авиацией. Попытка восстановить ж/д полотно успеха не имела, во время очередного авианалета его снова разрушили, а примерно в 17.00 немцы начали обстрел «Южноуральского железнодорожника» из танков и минометов. Необходимо сказать, что к началу боя бронепоезд имел только два 75-мм орудия — два других из-за неисправностей сняли и сдали в ремонт. Во время боя с авиацией противника вышли из строя две оставшиеся пушки, а бомбами повредило 25-мм автомат, пулеметы ДШК, 7 ДТ и 5 «Браунингов», которые использовались для противовоздушной обороны. Понимая, что бронепоезд не может вести бой, а пути отхода отрезаны, командир дивизиона майор В. Коржевский приказал взорвать бепо. Но сделано это не было и к вечеру 29 июня «Южноуральский железнодорожник» был захвачен немцами. Потери дивизиона составили 15 человек убитыми, 19 ранеными и 35 пропавшими без вести, была полностью уничтожена база дивизиона, сожженная самолетами на станции Мармыжи.

Для разгрома прорвавшегося врага командование Брянского фронта готовилось нанести два удара. С севера, из района н/п Ливны, готовить удар должны были 1-й и 16-й танковые корпуса, а навстречу им, из района н/п Горшечное — 4, 17-й и 24-й танковые корпуса. Считалось, что такими силами Брянский фронт вполне сможет разгромить прорвавшуюся немецкую группировку и восстановить положение.

Три танковых корпуса, наступавших из района Горшечного, были объединены в оперативную группу под командованием генерал-лейтенанта танковых войск Я. Н. Федоренко — начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии, специально прибывающего на фронт для оказания помощи в организации действий танковых соединений.

Ставка не была в восторге от действий командования фронта. В ночь на 30 июня генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова вызвал к прямому проводу Сталин. «Нас беспокоят две вещи, — сказал он. — Во-первых, слабая обеспеченность вашего фронта на реке Кшень и в районе северо-восточнее Тим. Мы считаемся с этой опасностью потому, что противник может при случае ударить по тылам 40-й армии и окружить наши части. Во-вторых, нас беспокоит слабая обеспеченность вашего фронта южнее города Ливны. Здесь противник может при случае ударить на север и пойти по тылам 13-й армии. В этом районе у вас будет действовать Катуков (1 тк), но во втором эшелоне у Катукова нет сколько-нибудь серьезных сил. Считаете ли вы обе опасности реальными и как вы думаете рассчитываться с ними?» [98]

Командующий Брянским фронтом доложил, что он считает более вероятным удар по тылам 40-й армии, так как войска 13-й армии успешно отразили все атаки пехотных дивизий противника. К тому же в глубине обороны 13-й и 48-й армий имеются значительные резервы. Командующий фронтом также сообщил, что 4-й и 24-й танковые корпуса крайне медленно продвигаются к Старому Осколу и прочной связи с ними фронт пока не имеет. Двигающиеся к линии фронта из Воронежа части 17-го танкового корпуса израсходовали горючее, а штаб корпуса не организовал его доставку. Считая, что на своевременный ввод в бой этих трех корпусов рассчитывать нельзя, командующий фронтом просил разрешения отвести войска левого крыла 40-й армии на вторую оборонительную полосу. Однако Верховный главнокомандующий не согласился с этим и дал следующие указания:

Следовательно, по указанию Ставки усилия наших четырех (пока без 17 тк, совершающего марш. — Примеч. авт.) танковых корпусов направлялись не на фланги прорывавшегося противника, а против острия его клина в район, где, по имеющимся у советского руководства данным, сосредоточилось около 300 танков. По мнению командования Брянского фронта, обстановка требовала более глубоких ударов, а именно: западнее линии Касторное, Старый Оскол во фланг вражеской группировке. К участию в этих ударах следовало привлечь и часть сил общевойсковых армий. Но командование фронта не решилось предложить Ставке свой план действий и по радио поставило задачи танковым корпусам согласно указаниям Сталина, возложив контроль за их действиями на ВПУ (вспомогательный пункт управления. — Примеч. авт.) фронта, находившийся в Касторном. Этот слабый по составу пункт управления не мог осуществить контроля за действиями трех танковых корпусов, но иного выхода в тот момент у командования и штаба фронта, размещавшихся в Ельце, не было.

30 июня на ВПУ фронта в Касторное прибыл командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко. В этот же день в штаб фронта на его имя поступила следующая директива: «1. т. Федоренко немедленно вылететь в район расположения корпуса Мишулина (4 тк) и незамедлительно двинуть Мишулина для занятия Горшечное. 2. Если у Мишулина мотострелковая бригада еще не готова, пусть выступит с теми частями корпуса, которые готовы, а остальные подтянутся потом. 3. Если танковые бригады Фекленко готовы к бою, можно было бы и следовало бы двинуть на Горшечное хотя бы одну танковую бригаду Фекленко…» Из этой директивы можно было понять, что на генерала Федоренко возлагались не оценка и обобщение опыта действий большой массы танков, как сначала полагало командование Брянского фронта, когда он приехал, а руководство действиями нескольких танковых корпусов (причем в жестких рамках указанной директивы. — Примеч. авт.), хотя для этого у него не было ни штаба, ни средств связи.