Стэп кладет трубку. Ее и в самом деле нет дома? Да и сказали бы ему вообще правду? Он один сидит на диване рядом с молчащим телефоном и вспоминает, безнадежно вспоминает. Ушедшее счастье, улыбки, дни любви, солнечные дни. Ему представляется: вот она, сидит тут рядом, он ее обнимает – все как прежде.

Минутный обман, неистовые мгновения страсти – и снова одиночество. Теперь ему еще более одиноко, теперь его покинула даже гордость. Потом он идет в толпе, смотрит на машины со счастливыми парочками в праздничной круговерти, сиденья завалены подарками. Улыбается. Как трудно вести машину, когда она прижимается к тебе, пытается дотянуться до педалей, но не получается, одной рукой ведешь, а другой – ласкаешь.

Идет дальше, вокруг санта-клаусы, в воздухе плывет запах жареных каштанов, свистят полицейские, люди обвешаны пакетами, а он ищет ее волосы, ее аромат, – но это другая, она проносится мимо, а он останавливается, чтобы унять разбитое сердце.

Улица Винья Стеллути. В тот день они много смеялись. Стэп несет ее на руках, как ребенка, целует на глазах у удивленной таким несоответствием публики. Затем вносит в кафе «Евклид», аккуратно сажает на стойку и под взглядами изумленных посетителей заказывает: «Бутылку пива и пирожное с кремом для моей крошки».

Выходят, он так и несет ее на руках, вокруг люди как люди, а она – другая. На них уставилась парочка. Девушка улыбается про себя, ей так хочется, чтобы у нее был такой же парень – безумно влюбленный и выставляющий это напоказ. Но тут же вспоминает о том, что бойфренд у нее хилый, что она так и не села на диету, что с понедельника надо бы взяться…

Родители Баби, увидев, что Стэп несет ее на руках, в тревоге бегут ей навстречу:

– Что с тобой? Ты упала с мотоцикла? Расшиблась?

– Нет, мама, со мной все хорошо…

Кто-то окликает его, но он даже не замечает, что это была красивая девушка. Куда ни кинуть взгляд – повсюду воспоминания. Как они покупали одинаковые футболки – он самого большого размера, а она – маленького.

Лето. Конкурс красоты в Арджентарио. Баби решила для смеху поучаствовать, а он принял слишком близко к сердцу чей-то простосердечный комментарий:

– Ты смотри, какая жопа – обалдеть.

И завязалась драка.

Он улыбается. Его вышибли оттуда, и он так и не увидел, как она победила. Сколько раз он занимался любовью с мисс Арджентарио. По ночам на Вилла Глори, под памятником павшим, на укрытой за кустами скамеечке, над городом. Вздохи и поцелуи под луной. Или в машине – тогда полиция прервала их тайные ласки, и Баби смущенно протянула им документы. А он приветствовал неопасных теперь полицейских веселым «Что, завидно?»

Дыра в сетке. Он по ночам помогал ей перелезть через ограду, обнимал, прижимая к забору, они занимались любовью на скамейке, испуганные, а кругом выли и рычали дикие звери и кричали в темноте птицы. А они были свободны – в зоопарке полном узников.

Говорят, когда умираешь, перед тобой проходят все самые важные минуты жизни. А сейчас Стэп пытается оторваться от этих воспоминаний, мыслей, от этой сладкой боли. И вдруг понимает. Бесполезно. Все кончилось.

Он еще идет. И вдруг замечает, что сидит на мотоцикле. Решает поехать к Скелло. Вся компания собралась там на Рождество.

Друзья. Дверь открывается, и он чувствует что-то странное.

– О, Стэп, привет! Сто лет тебя не видели. С Рождеством! Мы тут в чехарду играем. Умеешь?

– Нет, спасибо, я лучше посмотрю. Пиво есть?

Сицилиец приносит ему уже откупоренную бутылку.

Они улыбаются друг другу. Что было, то быльем поросло. Он отпивает глоток. Садится на ступеньку. Работает телевизор. На фоне рождественских украшений конкурсанты в разноцветных нашлепках играют в какую-то дурацкую игру. Ведущий, тоже дурак, слишком много комментирует. Неинтересно. Из невидимого музыкального центра несутся звуки музыки. Пиво холодное, но он тут же его нагревает. Все друзья принарядились или, во всяком случае, попытались. Великоватые синие пиджаки и джинсы.

Пытаются показать свою элегантность. Кто напоказ костюм выставляет, кто – узкие бархатные брюки. Неожиданно ему вспоминаются похороны Полло. Там были все те же лица и еще многие другие. В лучшей одежде, с похоронными лицами. А теперь они смеются, прикалываются, швыряются конфетти, рыгают, поглощая огромные куски рождественского кекса. А тогда все они плакали. Они прощались с другом, искренне, прочувствованно, от сердца. Вот они стоят в церкви, мускулы ноют в тесных рубашках, лица серьезны, слушают речь священника, молча выходят. В глубине плачут убежавшие из школы девчонки. Подружки Паллины – вместе с ними она ходила на вечеринки, гуляла по ночам, пила пиво у стойки. В тот день все страдали по-настоящему. Ни одной слезинки притворной. Глаза прятались за очками – за Ray-Ban, Web, зеркальными или темными Persol, но взгляды увлажнялись, когда они смотрели на надпись из розовых хризантем «Прощай, Полло». И подпись – «От друзей». Господи, как же плохо без него. Глаза на миг наполняются слезами. Он замечает, что кто-то ему улыбается. Мадда. Стоит в углу в обнимку с типом, которого Стэп часто видел в спортзале.

Стэп отпивает еще пива. Ему так не хватает Полло. Однажды на стоянке перед Gilda, прикинувшись, будто это их машина, обчистили одну Ferrari. Там была куча телефонов. Они шлялись всю ночь, звонили кому ни попадя: друзьям в Америку, едва знакомым девушкам, ругательствами поднимали с постели родителей. А как они ходили возвращать Джаччи собаку? Полло так уж не хотел ее отдавать…

– Ну привык уж я к Арнольду, привязался. Обалденная псина. С какого перепугу надо его отдавать этой старушенции? Спроси самого Арнольда – он бы точно остался со мной. Да ему в жизни не было так хорошо. Трахался целыми днями, жрал от пуза, чего еще?

– А вот приносить палку он так и не научился.

– Ну, еще недельку – и научится.

Стэп смеется, они жмут на кнопки домофона. Собаку оставляют привязанной за шею к воротам. Прячутся рядом, за какой-то машиной. Джаччи выбегает из подъезда, отвязывает собаку, обнимает ее. Рыдает, прижимая Арнольда к груди.

– Фу блин, как в сопливых мелодрамах, – комментирует издали Полло.

И тут случается невероятное.

Джаччи снимает с собаки импровизированный поводок и выкидывает его. Арнольд спрыгивает на землю, убегает с сумасшедшим лаем. И тут же возвращается к Джаччи с веревкой в зубах, виляя хвостом – гордый тем, что выполнил задание. Полло больше не в состоянии сдерживаться. Он вываливается из-за машины и радостно вопит:

– Я знал, я знал! Получилось!