Душа моя исполнена благодарности, и я должна излить ее на тех, кто помог стать явью моей мечте увидеть Индию и написать эту книгу.

Подруга Светка — издатель и поэт Светлана Пшеничных! Помнишь ли тот майский день в Пицунде в Доме творчества на семинаре молодых писателей, когда ты с чемоданом смущенно постучала ко мне в номер, понимая, в каком я буду ужасе, что ко мне, яростно дорожащей уединением, подселили незнакомую женщину?!

Ни сном, ни духом не предполагала я, сколь важную роль тебе предназначено сыграть в моей жизни, просто полюбила с первой минуты и уж буду любить до последней. А то, что ты своими силами издала книгу «Моя собака любит джаз», которая спустя много лет после нашей встречи привела меня в Гималаи, за это тебе отдельное спасибо.

Два доблестных рыцаря отстаивали в Большом совете право «Моей собаки» быть награжденной Почетным дипломом Андерсена: Анатолий Степанович Мороз и Леонид Львович Яхнин.

Растроганная, позвонила я Морозу. Он ответил: — А что я должен был делать, когда услышал слово «Москвина»?

Писатель Владик Отрошенко! Уж сколько лет мы живем по соседству в Орехово-Борисове на Ореховом бульваре, а всякий раз, увидев из окна, как ты — высокий, молодой, с горящими глазами вдохновенно шагаешь по двору неведомо куда — весной ли, поздней осенью, и ветер гонит листья или снег, взметая длинные полы твоего пальто, ей-богу, радуюсь, как дитя. Тем более, от тебя всегда исходят тома «Ригведы», «Мокшадхармы», древних «Упанишад», «Бхагаватгиты» — вся эта смесь молитв и гимнов, жертвенных обрядов, волшебств, поэзии, благодаря которой можно почувствовать хоть отдаленно суть мироздания и ощутить свою причастность к космическому творению, причем в академических изданиях, в классических переводах.

— Однако этим текстам, — ты всякий раз предупреждаешь меня заботливо, — имеют право внимать только брамины…

Несколько лет назад я с удовольствием прочитала книгу «Образы Индии» — повесть-странствие философа, культуролога, уникального мыслителя современности Георгия Гачева. Но, как сказал Георгий Дмитриевич, встретившись со мной в лесу на лыжне в Переделкине:

— Вы-то, Марина, путешествуете и телесно, а я — по боль-шей части — ментально!

В ментальном путешествии Гачева по Индии лейтмотивом проходят самые что ни на есть фантастические сообщения древнегреческого географа Страбона. И до того Георгий Дмитриевич колоритно их преподнес, я даже позавидовала.

Естественно, взявшись писать об Индии, чуть ли не первым делом, я забрала у нашего сына Серёни Страбона, подаренного ему в институте преподавателем истории культуры, и давай там выискивать приличествующие случаю цитаты. В конце концов, я подумала, и кошке не возбраняется смотреть на короля: пусть мою повесть-странствие тоже украсит собою Страбон, не является же он личной собственностью многоуважаемого Георгия Дмитриевича!

И только сейчас, решив отметить Страбона в своей библиографии («Российская академия наук», серия «Памятники исторической мысли», научно-издательский центр «Ладомир», Москва, 1994), я вдруг замечаю коротенький текст на титульном листе:

«Издательство благодарит Гачева Г.Д. за предоставление экземпляра книги, с которого осуществлено данное репринтное издание».

Увидимся на лыжне, в смущении расскажу Вам эту историю, Георгий Дмитриевич. И поблагодарю за упоительное чтение!

В Доме творчества «Переделкино» Лёня отправился в библиотеку и откопал там исчерпывающую книгу об Индии Джавахарлала Неру.

Я сдула с нее пыль веков и прочитала от корки до корки. Внушительный фолиант «Моя Индия», написанный на одном дыхании, — с такой любовью, с такими глубокими познаниями в истории, географии, филологии, музыке, архитектуре, психологии, религии… Причем все это время Неру кочевал из одной тюрьмы в другую. Очень он был хороший человек, Джавахарлал Неру, главное, из приличной семьи, умный, добрый, самозабвенный, похожий по характеру на нашего Николая Чернышевского.

Снова нам предоставил для работы свою безбрежную библиотеку художник Женя Тумаков. Он зашел к Лёне попросить ключ от крыши над Лениной мастерской, сказал, что по четвергам будет встречаться там с товарищами — тренировать внутреннюю улыбку, и заодно выдал мне объемный том «Махабхараты» — «Нараяния» — мифологическо-богословский трактат, ранняя каноническая книга вишнуистской секты Панчаратринов, VI век нашей эры — ашхабадского издательства «Ылым»; Елену Бла- ватскую «Из пещер и дебрей Индостана»; а чудесный Шри Пре-маватара Парамаханса Йогананда «Автобиография йогина» до сих пор обитает у меня на рабочем столе.

Я с таким удовольствием его читаю, что расшифрую хотя бы славное имя Йогананды. «Йога» — единение, «ананда» — блаженство; Премаватара — Воплощение Божественной Любви; Парамаханса — «Парама» — высочайший, «ханса» — лебедь. Белый лебедь в индийской мифологии изображается носителем Брахмы — Творца мира. Священный ханса обладает способностью извлекать молоко из смеси с водой, являя собой символ распознавания. Причем «ахан-са» или «хан-са» — произносится как «хон-н-н со- о-о», что означает «Я — Он». Два эти могущественных слова на санскрите имеют такую точно вибрацию, как вдох и выдох: с каждым дыханием человек бессознательно утверждает истину своего бытия: Я — Он, Блаженный и Благословенный Дух…

В разгар перечисления великих книг к нам в гости вдруг нагрянул старший Лёнин брат Валерий Александрович Тишков — профессор, доктор исторических наук, директор Института этнологии и этнографии, член-корреспондент Академии наук — и спрашивает у меня:

— Заканчиваешь рукопись об Индии?

— Ну… да! — я говорю застенчиво.

— Афанасия Никитина «Хождение за три моря» читала?

— Нет, — отвечаю честно.

— А «Десятилетнее странствование и приключение в Бухарин, Хиве, Персии и Индии и возвращение оттуда через Англию в Россию» сержанта русской службы Филиппа Ефремова?

— Нет, не читала…

— А записи российских мореплавателей Крузенштерна и Ли-сянского? Герасим Лебедев, ученый, музыкант, он прожил в Индии двенадцать лет, оставил дневники, читала?

— Нет.

— О, ну хотя бы «Письма об Индии» Салтыкова с великолепными картинками автора?

А Бэшема «Чудо, которым была Индия», без него моя жена Лариса не может прожить и дня? А удивительные исследования Куценкова Анатолия, учителя Ирины Семашко, — он потрясающий индолог, заведовал отделом Индии в Институте востоковедения?

— …Так-так, — сказал разочарованно Валера. — Выходит, твоя книга написана в жанре «Frеsh еуе»[20]^, который был модный двадцать лет тому назад?..

Действительно, о самой Индии я накопила не так уж много материалов. Мы туг не говорим о полном собрании сочинений Рабиндраната Тагора.

Зато можно было бы гордиться своим знакомством с изысканиями единственного в своем роде биографа Рабиндраната Тагора по имени Пробхата Кумара Мукхопаддхая. У себя дома он создал уходящую за горизонт картотеку, где собраны точные сведения о том, что делал поэт каждый день и каждый час — в течение своей долгой жизни.

Ведь речь, как я понимаю, в библиографии должна идти о солидных этнографических и философских исследованиях. Имя Блаватской Валерий Александрович Тишков не посоветовал мне и шепотом произносить, если я хочу, чтобы моя книга была рекомендована к прочтению нормальным людям.

Ладно, вот у меня — пожалуйста — Бонгард-Левин Григорий Максимович «Древнеиндийская