Такой коммунизм выглядит скорее идиллическим, чем действенным, и было замечено, что романы, где Санд выражает свои мысли, появились в консервативных газетах: «Ле Конститюсионель», «Л’Эпок».
Что же касается ее личного положения богатой женщины, то оно ее не смущало: «У меня ненависть к земельной собственности. Единственно, к чему я привязана, это к дому и саду. Поле, долина, вересковая пустошь — все, что плоско, нагоняет на меня смертельную скуку, особенно когда это плоское принадлежит мне, когда я говорю себе, что это все мое, что я вынуждена его иметь, его хранить, огораживать колючками и выгонять стадо бедняка под страхом оказаться нищей, в свою очередь, что при известных обстоятельствах неизбежно повлечет за собой потерю чести и долга». Так находчиво толковалось ее желание сохранить Ноан и жить в нем с братской простотой.
В Беррийской провинции владелица замка госпожа Санд вместе с прогрессивной оппозицией с 1840 года проводила кампанию против Луи-Филиппа. В 1843 году она великодушно участвовала, как уже известно, в расходах по основанию «Эклерёр де л’Эндр. Политика «Эклерёр» была приблизительно такой, как у парижской газеты «Ла Реформ», где царил Ледрю-Роллен, остроумный адвокат, с величественной осанкой, любезной улыбкой, но лентяи, умеющий приспособляться к обстоятельствам, женившийся по расчету и бегавший за женщинами. Ближе к Санд был Луи Блан, социалист с коммунистическим уклоном, который не говорил: «Каждому по его труду», а говорил: «Каждому по его потребностям». Она с ним переписывалась, но, прежде чем примкнуть к его движению, задала ему «по-беррийски» несколько вопросов, «очень глупых» и очень прямых. При встрече ей очень понравился этот человек маленького роста, похожий на мальчика, смеющийся и жестикулирующий, блестяще смелый и умный. Она даже задумала женить его на «Красотке» — прозвище, данное Соланж Полиной Виардо. В романе «Ле Пиччинино» она сделала его портрет: «Громадное честолюбие в маленьком теле, вкрадчивый и мягкий голос, железная воля».
Но было бы ошибкой представить себе Жорж Санд в эти сороковые годы всецело занятой подготовкой революции. Она вела свою спокойную ноанскую жизнь.
Мы привыкли к веселью, не слишком шумному, но в общем постоянному, что сближает наши годы; после хорошей недельной работы мы устраиваем себе большую перемену — отправляемся есть лепешки на траве, невдалеке от дома, в лесу или у каких-нибудь развалин, с моим братом, деревенским жителем, остроумным и добрым, который всегда обедает с нами, поскольку живет в четверти лье от нас. Вот так мы и развлекаемся! Морис рисует окрестности; брат дремлет на траве. Лошади пасутся на свободе… собаки носятся вокруг, а здоровенная лошадь, которая возит всю семью в чем-то вроде тачки, подходит и ест с наших тарелок…
Романы, которые она в то время писала, не все были социальны. «Вы, конечно, полагали, что я пью кровь из черепов аристократов. Ну нет! Я изучаю Вергилия и учу латынь…» Чтение Вергилия побудило ее написать «Георгики» своей провинции. В детстве она с наслаждением слушала сказки, которые мяльщик конопли рассказывал по вечерам детям. Ей хотелось достигнуть безыскусственной простоты народного рассказчика, сохранив его яркий и непосредственный тон, но несколько изменив язык, чтобы ее произведение было понятно парижским читателям. Результатом этой попытки были две приятные идиллии: «Чертово болото» и «Франсуа де Шампи», два симметричных романа: в первом — богатый фермер женится на бедной девушке, во втором Шампи (что означает незаконнорожденный ребенок, брошенный в поле) внушает к себе любовь приютившей его зажиточной женщине. В этих трогательных, чистых пасторалях есть вся прелесть произведения искусства древности. При чтении их вспоминаются не только Вергилий, но и Феокрит, а иногда и «Одиссея». Избавившись от исследований различных теорий, увлекшись поэтичностью своей любимой провинции, Санд создала два шедевра. В 1843 году один издатель сказал Бальзаку: «Нигде больше не хотят читать Жорж Санд. «Странствующий подмастерье» убил ее, несмотря на то, что известные авторы пользуются привилегией написать двадцать скверных книг». А через год Бальзак сказал госпоже Ганской о романе «Жанна»: «Прочитайте его, это удивительно!.. Пейзаж написан рукой мастера…»
В 1847 году Санд больше была взволнована своими личными горестями — разрывом с Шопеном, драмой Клезенже — Соланж, чем политикой. «От горя я заболела душой и телом. Наверно, это горе неизлечимо, потому что стоит мне отвлечься от него на некоторое время, как оно делается еще сильнее, еще больше — хватает за душу и тревожит меня в последующие часы…» Но тем не менее ей удавалось работать, казаться, а иногда даже и быть веселой.
Жорж, наконец, нашла мужа для своей любимицы Титин. Это был некий Кароль де Бертольди, 36 лет, поляк в изгнании, учитель рисования в Тюлле, зарабатывавший 3 тысячи франков в год. Нашел его там Виктор Бори; пригласила его к себе Санд, а Огюстина сумела ему понравиться. Осталось только позаботиться о будущем молодых людей, не имеющих никакого состояния. Санд дала невесте в приданое 30 тысяч франков; затем она добилась для жениха (заставив Дюверне за него поручиться) должности сборщика налогов в Рибераке. Чтобы привести в равновесие свой собственный бюджет, обремененный долгами из-за ее щедрости и безрассудства Клезенже, она работала над десятитомной «Историей моей жизни».
В 1847 году она уже не встречалась с Пьером Леру и после всей своей снисходительности к нему осудила его, наконец, очень сурово:
Я ничего не знаю о долах Леру. Постепенно я начинаю думать, что он может держаться в равновесии на той воображаемой нити, которая отделяет его от современности. Я не знаю, как будет дальше, но он всегда найдет выход. С одной стороны, он не умеет вести дела, а с другой стороны, он очень ловок, настойчив и умеет очень хорошо выхватывать у презираемого им мира нужную ему помощь. Как это у него получается, что он уже столько лет влачит свою добровольную бедность и при этом ни в чем не нуждается и полностью удовлетворяет не только свой, но еще и все желудки в семье? Это загадка. Но так как длится уже давно, значит она не должна внушать опасений. Если Буссак рухнет у него под ногами, он найдет себе приют в другом месте. У него великолепная способность находить неожиданные возможности. Он великолепно умеет заставить вас считаться с этой манерой действовать… Признаюсь, я не смогла примириться с тем, как коварно умеет он приноровить свой фанатизм, если это бывает нужно… Лицемерие — это дань, которую мятежник платит обществу.
