Овощи, молоко и яйца привозят с фермы папы в Кастель Гандольфо. Я с интересом разглядывал яйца, вспоминая роскошные куриные «палаццо» с их мозаикой.
Оформление витрин в Ватикане считается оскорблением покупателя. Его нельзя искушать. Магазины «Аннона» обычно переполнены и закрываются каждый день в половине двенадцатого. Однажды я видел, как доминиканец покупал бутылку бенедиктина, что показалось мне очаровательной несообразностью.
Неподалеку находится редакция «Оссерваторе Романо», Ватиканской вечерней газеты, а рядом — типография «Полиглот», где могут набрать и напечатать книгу на коптском, сирийском, иврите, и еще дюжине экзотических языков. Через дорогу — арсенал швейцарской гвардии, где хранятся стальные шлемы, алебарды, огромные двуручные мечи, которые гвардейцы берут на торжественные процессии; и все это надлежащим образом рассортировано и отполировано. Здесь же хранятся знамена и барабаны. Я проходил мимо этого здания каждый день с юным семинаристом из Английского колледжа.
— Помню, — сказал он, — как-то пришел сюда, чтобы взять оружие, которое швейцарская гвардия любезно согласилась выдать нам на представление «Домика в укромном уголке». Хозяева, при всей их любезности, наотрез отказались одолжить шлем. На нем был герб папы Юлия II, значок полка, и они считали, что это ни в коем случае не должно появляться на сцене. А все остальное они нам с готовностью предоставили!
Какой удивительный и неожиданный ракурс повседневной жизни Ватикана!
Среди чудес Ватикана я навсегда запомню импозантное здание со словами, написанными на широких воротах: «Raedis Pontificum Servandis» («Для экипажей папы») — другими словами, каретный сарай папы. Теперь это гараж. Двери были открыты, и у входа стоял черный автомобиль с номерным знаком «SCV 1» — американская машина специальной конструкции, со стеклянной крышей и только одним, похожим на трон задним сиденьем. Кстати, «SCV» — аббревиатура ватиканских номеров. От машины исходил сильный запах дезинфекции, и, заглянув внутрь, я увидел на полу несколько пакетов с камфарой.
Было еще несколько старомодных автомобилей, и я подумал, что вряд ли их используют теперь, просто хранят в надлежащем порядке. За ними высились роскошные экипажи папы, среди них огромный алый с золотом парадный экипаж, который должны тащить шесть белых лошадей. Подножку украшают упитанные резные позолоченные херувимы: они играют с тиарой, как будто этот неудобный головной убор — забавный приз, полученный в маскараде. Из крыши «растут» восемь золотых сосен. Экипаж поднят высоко над землей на фигурных рессорах, и, наверное, он покачивался на ходу, подобно колыбели. Дверцы со скрипом открываются, покрытые ковром ступеньки могут складываться. Папа садился в малиновое с золотом кресло, напротив иногда сидели два кардинала. По правую руку у папы — небольшой ящичек, вмещающий требник или табакерку. Должно быть, в этом роскошном экипаже, медленно проплывающем по улице, понтифик был лучше виден народу и более доступен для поклонения, чем сегодня, даже несмотря на то, что у его машины стеклянная крыша.
В последний раз экипаж использовался за два дня до знаменитого Venn' Settembre[121] в 1870 году — последний государственный выезд Пия IX. Незадолго до этого он дал разрешение английской компании на реставрацию старого акведука Марция и на возобновление поставки этой воды в Рим. Это было сделано 18 сентября 1870 года, но фонтана. У которого состоялась официальная церемония инаугурации, больше не существует: он бил там, где сегодня железнодорожный вокзал. Папа выехал с Квиринала в государственном экипаже, толпа приветствовала его криками «Да здравствует папа!». Он выпил воды и похвалил ее, поблагодарив чиновников за то, что они дали воде его имя: «Марция Пиа». Через два дня в Рим вошли войска Виктора Эммануила, и Пий IX стал первым «пленником Ватикана». Хотя старый экипаж по-прежнему пружинист на ходу и может выехать на дорогу хоть завтра, грумы, форейторы и прекрасные белые лошади все умерли, и преемников у них не появилось.
На стенах развешены седла: красные бархатные седла форейторов и верховых, сопровождавших экипаж, золотые плюмажи лошадей, украшенные чеканкой уздечки. Сталь сверкает, позолота блестит, кожа начищена. Я видел висящую сбрую белого мула, принадлежавшего папе; она сохранилась с тех времен, когда еще ездили на лошадях, и вновь избранный папа проезжал через весь Рим, вниз по Виа Сакра, чтобы стать хозяином Латеранского дворца. На такие вещи смотришь удивленно, и перед мысленным взором возникает зрелище великолепное, галантное, символическое, какого больше не увидишь в этом мире. Последние отблески былого великолепия — величественные церемонии в соборе Святого Петра, и коронации королей и королев в Англии. Невозможно уйти от экипажей папы, не вспомнив тот день в 1769 году, когда папа в последний раз проехал по Риму.
Это был Климент XIV, избранный папой в мае 1764 года, крепкий и добродушный шестидесятичетырехлетнии человек, который решил возродить блеск прежних дней и проехать от Квиринала до Латерана. Толпа с нетерпением и жадным вниманием ожидала его. Жители были разочарованы, убедившись, что фонтаны по-прежнему бьют водой, а не вином, как они рассчитывали; а разбросанные повсюду шестьдесят шесть тысяч «хлебных карточек», хотя и достаточно точно отразили дух времени, не заменили им звонкую монету, которую, как они надеялись, будут пригоршнями швырять в толпу. Процессия спустилась с холма на площадь Святых Апостолов, потом к Капитолию и по форуму, по Виа Сакра к Латеранскому дворцу. Первыми ехали всадники в розовом бархате и золотых кружевах, в медных шлемах и с позолоченными копьями — они расчищали дорогу, следом — четыре офицера охраны, за ними — обершталмейстер, за ним — лакеи и жезлоносцы кардиналов в алых плащах. Затем, на случай если папа устанет ехать верхом, несли пустые носилки, portantina, покрытые алой с золотом тканью, с десятью белыми мулами с грумами в красной одежде с капюшонами. За ними следовали четверо трубачей верхом, возглавляющие длинную очередь камерариев — их было не меньше нескольких сотен — все в алом; за ними — графы: Одескальки, Альбани, Джустиниани, Маттеи, Альтемп, Фиано, Каффарелли, Сальвиати, Ангвиллара и другие, со своими пажами и слугами. За ними следовал отряд швейцарской гвардии в полном вооружении, с огромными мечами и в стальных шлемах, за ними — князь Колонна, наиболее приближенный к папскому трону, в полном вооружении, на испанском жеребце. За ними, вытянувшись в линию, ехали важные сановники и деятели Церкви и аудитор высшего суда с папским крестом; за ними еще некоторое количество швейцарских гвардейцев, и только потом уже — сам папа.
В Британском музее есть печать, где Климент XIV показан таким, каким он предстал перед своими подданными на той памятной процессии. Вероятно, это было удивительное зрелище. Он ехал не на традиционном муле, а на резвой белой лошади, украшенной розовыми кисточками и розовой с золотом попоной. Драгоценная ткань, покрывавшая седло, плотная от вышивки золотом, свисала почти до земли, но самого седла не было видно, так как фигура папы на первый взгляд напоминала фигуру дородной старой Дамы. Папа ехал, подоткнув свои текучие одежды, в кружевном стихаре, епитрахили с золотой тесьмой и красном плаще, отороченном белым мехом. Впечатление довершала огромная широкополая шляпа, надетая поверх его маленькой шапочки. По пути он благословлял собравшихся; его сопровождали двадцать четыре пажа в одежде из серебристой ткани, в белых шелковых чулках и с белыми перьями на маленьких круглых шапочках. Мальчиков отбирали по знатности рода и внешним данным, и каждый из них нес какой-нибудь предмет, который мог бы понадобиться папе: весьма предусмотрительно, как оказалось, захватили запасную шляпу, — когда Климент проезжал через арку Септимия Севера, лошадь встала на дыбы, и его святейшество упал в дорожную пыль. Он не ушибся и по-королевски невозмутимо снова забрался в седло.
Вторая часть процессии, столь же роскошная, как первая, включала в себя коллегию кардиналов в алых одеждах и в шапочках вместо кардинальских шляп. Они ехали по двое, предваряемые слугами с оружием на золоченых щитах. Среди кардиналов был и Генри Стюарт, кардинал Йоркский.
Все, что осталось от этого великолепия, висит теперь на стенах в папском гараже и, что характерно вообще для Ватикана, находится в хорошем состоянии и надлежащим образом вычищено. Носилок portantina, однако, там не держат, и я не смог посмотреть на них. Другие носилки, sedia gestatoria, конечно, хорошо всем известны и часто используются по сей день, а вот третьи, talamo, возможно, не столь известны, и их не видели уже несколько лет. Название, которое, скорее всего, происходит от слова talaris (длинная, до щиколоток одежда), дано любопытному устройству, изобретенному, полагаю, в XVII веке для праздника Тела Христова. В этот день по улице проходила процессия, и папа должен был в продолжение всего шествия стоять на коленях. Так как никто не смог бы пребывать в коленопреклоненном положении так долго, придумали talamo, низкую скамеечку, на которой папа сидел, а одежды его были задрапированы так, что казалось, он стоит на коленях.
