приношениями в руках. Многие экс-вото представляют богов и богинь. Я запомнил очаровательную сценку, на которой девушка склонилась над нарядным ящиком. Похоже, это сундук с приданым. Девушка кладет в него аккуратно сложенное платье. На стене за ее спиной висят на гвоздях две вазы, бронзовое зеркало и корзина. Мы заглядываем в интимное чужое пространство, но ведь это — один из домов Великой Греции, и дело происходит за четыреста лет до новой эры.

В Реджио занимаются неожиданным делом — экспортируют корень верескового дерева для курительных трубок, да и сами их изготовляют. Этот промысел в конце XIX века начал британский вице- консул Керрик. На него произвели впечатление гигантские корни вереска, произраставшего в местных горах в огромном количестве. Он их распиливал на блоки и экспортировал в Англию, Францию и Соединенные Штаты.

Меня пригласили на фабрику, изготовляющую курительные трубки. Она находится в нескольких милях от Реджио, возле побережья. Рыбаки, охотящиеся на меч-рыбу, вытаскивают туда свои лодки. Я увидел странного человека. Его легко можно было представить сбежавшим с греческой вазы. Он плыл в лодке, в левой руке держал ведро со стеклянным дном и сквозь него разглядывал глубины, а в его правой руке был трезубец. Время от времени он опускал трезубец в воду, но безрезультатно, пока не подплыл к скалам. Там его поджидала удача: на вилке трезубца забился осьминог. Я не без сожаления оставил «Посейдона» и отправился на фабрику.

Вошел, и мне показалось, что я в XIX веке, вместе с Керриком, впервые распилившим корень верескового дерева. На маленькой фабрике увидел болтающиеся ремни, ничем не защищенные пилы. Если бы это увидел английский инспектор по охране труда, ему наверняка стало бы дурно, однако у всех работников было правильное количество пальцев, да и сами они пребывали в отличном настроении. На нижнем этаже стояли мешки, набитые огромными корнями. Их нашли крестьяне Аспромонте. Восемь мужчин распиливали их на аккуратные блоки размером около пяти квадратных дюймов и откладывали в сторону лучшие экземпляры, предназначенные для экспорта в Англию.

Изготовление трубки показалось мне быстрым и простым процессом. Деревянный блок на несколько мгновений закладывали в машину и вынимали трубку, с чашеобразной частью и черенком. Несколько минут — и сорок — пятьдесят таких изделий собирались на деревянном подносе. Поднос приносили на верхний этаж. Там несколько молодых девушек прилаживали к черенку эбонитовый мундштук, полировали чашки и красили трубки.

Мне сделали щедрый подарок — десять трубок разных форм. В следующие несколько дней я понял, как трудно подарить кому-нибудь трубку. Я торжественно вытаскивал ее, но каждый раз мне говорили: «Я не курю».

Трубка — дело интимное. Мужчина предпочитает выбирать ее сам. Большинство курильщиков страдают, когда трубки им выбирают любимые женщины. Наконец, я оставил себе две трубки в качестве сувениров, остальные положил в шкаф, надеясь, что когда-то они обретут хозяина.

Как-то раз, гуляя по Корсо Гарибальди, я вспомнил, что Крауфорд Тейт Рэмидж восторгался медом Калабрии, когда в 1828 году побывал в окрестностях Реджио. Я пошел в бакалейный магазин и купил себе баночку, думая, что это будет приятной альтернативой неизменному абрикосовому джему. Мед и в самом деле оказался отменным. Чудилось, будто я различаю пряный запах трав и прекрасных цветов Аспромонте, воплощенный в сладость и сохранивший тем не менее прежнюю красоту. Как-то утром я рассмотрел баночку и увидел на этикетке, что мед пришел из Милана. Как типично для хозяйственной Южной Италии: им показалось проще и дешевле иметь дело с надежной миланской фирмой, чем с капризным пчеловодом, живущим в родных горах.

Автострада, в компании с неотлучным спутником — железной дорогой, бежит от Реджио вдоль моря, огибая «кончик итальянского сапога», к восточному побережью Таранто. Шоссе почти везде хорошее, только железная дорога, словно соринка в глазу, мешает городам, желающим устроить здесь лидо. Несмотря на отличную работу дорожников на юге Италии в последние пятнадцать-двадцать лет, в Аспромонте есть места, такие как Сила, к которым невозможно добраться, кроме как по ослиным тропам или на вертолете. До сих пор есть горные деревни, в которых никогда не видели автомобиля.

Южные итальянцы любят выбирать для своих побережий романтические имена. К востоку от Реджио тянется Жасминовое побережье, потом, к северу, вдоль Ионического моря, оно меняет свое имя на Сарацинское побережье. Оба названия удачно выбраны. Запах жасмина из садов и плантаций преследовал меня до Локров и далее, йотом по пути стали попадаться смуглые рыбаки и горцы с темными волосами и черными глазами, так похожими на мое представление о сарацинах. Это — уединенная местность. Только вблизи маленьких городов можно встретить другой автомобиль. Многие мили пустынных пляжей — да плавные холмы Аспромонте, поднимающиеся террасами к высоким горам Апеннин.

Самый южный город в Италии — маленький рыболовецкий порт Мелито-ди-Порто-Сальво. Он знаменит тем, что во время Рисорджименто сюда из Сицилии дважды приплывал Гарибальди. Единственная дорога через Аспромонте идет из этого города на север; с каждой ее стороны, по дикой горной местности, пролегли тропы, ведущие к деревням с греческими названиями. Жители говорят на диалекте, который, как полагает часть ученых, является наследием последнего века Византии, другие же думают, что это — речь греков, бежавших из Морэ в турецкие времена. Пастухи и горцы, говорящие на своем странном диалекте, держатся особняком, так же как албанцы, хотя мне кажется, к итальянцам они настроены не так враждебно. По крайней мере, я ни разу не слышал, чтобы они говорили о них так, как высказываются об албанцах: «Если встретите волка и албанца, сначала стреляйте в албанца!»

Когда я приехал в Мелито, о Гарибальди там временно забыли: всех волновала ведьма. Я всегда думал, что ведьмы — это старые женщины, и удивился, когда узнал, что речь идет о девятилетней девочке по имени Николина. Как только ребенок пришел в гости к родственникам — к тете и Дяде, — в доме начался кавардак. Перевернулись столы и стулья, по комнатам летали горшки, бочонок с зерном, такой тяжелый, что его не сдвинул бы и взрослый мужчина, взвился в воздух. Хуже того, куры перестали нестись, а кролики в клетках поубивали друг друга. Священник пытался изгнать полтергейст, однако у него ничего не вышло. Жители деревни вызвали колдуна из горной деревни. Он был специалистом по оборотням и черной магии. Колдун закрыл дом и, обратившись к злому духу, приказал ему удалиться. Его усилия пропали даром. Жители с вилами гонялись по полю за бедным ребенком. Я спросил, не могу ли я увидеть девочку. Однако она возвратилась домой, и мир в Мелито немедленно восстановился, жизнь вернулась в нормальное русло.

Приехав в деревню Бова, вспомнил, как Эдвард Лир расхваливал горный мед Калабрии. Уж не этот ли волшебный мед он описал в своем стишке?

Поддавшись невольному порыву, я тут же пошел в деревенский магазин и спросил меду, но у них его не было. Один молодой человек сказал, что может мне его достать. Любезные итальянцы всегда готовы прийти на помощь, иногда даже делают крюк в несколько миль. Толкая велосипед, юноша повел меня за собой вверх по горным улицам, пока мы не пришли к каменному дому. Поднялись по ступеням. В темной