Хотя могилу Генриха я так и не увидел, зато неожиданно нашел другой мемориал. Он посвящен памяти королевы Франции Изабеллы Арагонской, жены Филиппа III. Она умерла в Козенце в 1271 году. Королева возвращалась с супругом из неудачного тунисского крестового похода. При переходе через реку Савуто лошадь королевы споткнулась, и Изабелла упала в воду. Она была на седьмом месяце беременности. Ребенок пережил ее на несколько часов. Памятник создал французский художник, специально приглашенный в Козенцу. Мемориал красивый, простой и трогательный: в центре Мадонна, с одной стороны Изабелла, с другой — Филипп.

Даже тот век, познавший множество страшных трагедий, содрогнулся, когда король, вернувшись во Францию из Туниса, привез с собой три трупа — отца, Людовика IX, умершего во время крестового похода; брата, Жана Тристана, графа Неверского, и зятя Теобальда, короля Наваррского. При отъезде из Козенцы похоронный поезд увеличился: к нему прибавилось тело красивой юной жены Филиппа и их преждевременно родившегося ребенка. Филипп устроил государственные похороны в Сен-Дени. Короновали его на следующий год.

Я с сожалением покинул Козенцу и направился на юг, в Никастро.

Дорога, сама по себе отличная, изобиловала резкими поворотами. В мире мало осталось мест, где появление автомобиля приводит в транс мулов и коз, но сейчас был именно такой случай. На мулах ехали старые женщины в черных одеждах и шарфах, почти яшмаках.[63] На животных старушки сидели бочком и не могли справиться с ними, если мул неожиданно останавливался или вдруг решал забраться на пригорок.

Здесь я впервые увидел женщин в национальных костюмах. Они либо ехали на мулах, либо шли по дороге с кувшинами или ящиками на голове. На женщинах были черные корсеты и черные юбки, подобранные сзади наподобие турнюра, так что видны были алые нижние юбки. Шли они точно королевы. Те, кто нес груз, устанавливали его на подкладки вроде тюрбанов. Я обратил внимание на маленькие деревянные бочонки — как и в других районах Калабрии, они напоминали миниатюрные торпеды. Бочонки такой формы я видел в Риме: женщины ходили с ними к старому настенному фонтану иль Факино на улице Виа Лата.

Местность напомнила мне роскошный компромисс между Керри, каким я запомнил его тридцать лет назад, и синими холмами Корнуолла в солнечный день. Я видел заросли утесника, дубовые и каштановые рощи. Розмарин наполнял воздух благоуханием на многие мили. Были здесь и змеи, я видел, как довольно большие особи переползали через дорогу.

Остановился на автозаправочной станции возле городка Совериа Маннелли и заметил обелиск, увековечивший приезд Гарибальди, побывавшего здесь в 1860 году. Заглянул в церковь и увидел коленопреклоненных женщин в черных кружевных мантильях.

До Никастро надо было ехать еще несколько мучительных миль. Землетрясение 1638 года наполовину разрушило этот оживленный сельскохозяйственный район, многие жители погибли. Постепенно регион набрался сил, заново построил церкви. Население, числом около 30 000 человек, выглядит весьма жизнерадостно. На вершине горы живописные руины — все, что осталось от замка, построенного Робертом Гвискаром и расширенного Фридрихом II. Именно там несчастный Генрих, наследник Фридриха, провел свои последние дни.

На разнообразных поворотах дороги от Никастро нельзя не обратить внимание на восхитительные виды Тирренского моря. Затем передо мной распахнулась огромная равнина Майда, засаженная оливковыми деревьями. Она дала свое имя району Майда-Вейл в Лондоне. Что общего может быть у столь непохожих и отдаленных друг от друга мест? Странная история.

В 1806 году произошло сражение при Майде. Оно явилось одним из эпизодов в войне против Наполеона. В это время Нельсон и леди Гамильтон сохраняли династию Бурбонов, над Капри короткое время реял «Юнион Джек», а Англия держала на Сицилии небольшую армию и флот.

Сражение при Майде было простой операцией. Около пяти тысяч британских солдат высадились на равнине Майды в конце июня. В неспокойную погоду им удалось выгрузить на берег пушки. Французская армия значительно превышала числом британцев, имелась у них и кавалерия. Они надежно укрепились в горах, и им посоветовали там и оставаться, пока малярийные комары не расправятся с противником. Однако французы решили атаковать и стремительно спустились в равнину, где были разбиты. Так привел конец французской армии в Калабрии. Командующим победоносного отряда был сэр Джеймс Стюарт. Он родился в Джорджии в 1759 году и вместе с британцами участвовал в американской Войне за независимость.

Известие о победе при Майде стало доказательством того, что наполеоновская армия может быть разбита, и, хотя операция была скромной, она настолько обрадовала Лондон, что новый район за Эджвер- роуд был назван Майда-Вейл. В память о том сражении назван и паб — «Герой Майды», — большое здание из красного кирпича. Оно стоит примерно в четверти мили от станции метро «Эджвер-роуд». Внутри помещение украшено увеличенными копиями старых гравюр с изображениями битвы, но знают ли владельцы заведения, кто такой этот «герой», сказать не могу.

Сэр Джон Стюарт был одним из самых удачливых британских генералов. Его память увековечил не только паб, Стюарта поблагодарили обе палаты парламента и назначили пожизненную пенсию в тысячу фунтов в год. Могила генерала находится в соборе Бристоля.

Странно видеть слово «Майда» на дорожном знаке, когда перед тобой маленький горный город Калабрии. Я приехал в день местного святого. Возле церкви собрался городской оркестр, кто-то выпустил сигнальную ракету. В церкви толпился народ. Я спросил у приятного мужчины, сидевшего на крепостной стене, знает ли он, что его город подарил имя району Лондона. Да, ответил он, все знают об этом. Его приятель побывал в Лондоне в Майда-Вейл и проехал по району в красном автобусе.

Проехав через равнину Эуфемии, я оказался в рыбачьем поселке Пиццо. Он смотрит со скалы на белый песчаный берег. По весне, прежде чем флотилия выйдет в море на ловлю тунца, священники благословят сети, и прозвонят церковные колокола.

Пиццо вошел в историю Европы как место, в котором расстреляли зятя Наполеона, Иоахима Мюрата. Этот храбрый солдат, но неудачный правитель, женился на Каролине Бонапарт. Наполеон, следуя своей политике — сажать на европейские троны родственников, — сделал Иоахима королем Неаполя. У Мюрата закружилась голова. Хотя солдатом он был бесстрашным, у него имелась смешная слабость: он любил представления и носил вычурную форму, которую сам для себя придумал. В нем было что-то от Портоса и от фельдмаршала Геринга. Едва он стал королем Неаполя, как лаццарони прозвали его «королем перьев».

Наполеон описал его характер, как всегда, точно. Мюрат, сказал он, был храбр на поле боя, но в обычной обстановке — слабее женщины или монаха. Иоахим обладал физической, но не моральной смелостью. После Ватерлоо Наполеон сказал, что если бы французской кавалерией командовал Мюрат, то поражение превратилось бы в победу. Королем он был хорошим, честным и искренним и, как и многие правители, хотел объединить Италию. Какой же странной выдалась судьба у сына хозяина постоялого двора, ставшего лучшим командиром кавалерии своего времени, а потом и королем, умершим в отдаленном рыбачьем поселке Калабрии!

За семь лет пребывания на престоле Мюрат разошелся с Наполеоном, но на участие в заговорах союзников был не способен. После Ватерлоо его убрали из Неаполя, а довольный Фердинанд IV вернулся из Палермо и занял старый трон в своем дворце. Тщеславный Мюрат все еще верил, что стоит ему только выйти на итальянский берег в самой красивой форме и произнести слова «союз», «свобода» и «реформа», как он возглавит армию и выгонит из Италии Бурбонов. Он пригласил несколько офицеров и собрал отряд из двухсот пятидесяти человек. В октябре 1815 года они погрузились на семь маленьких трехмачтовых