Катанцаро. Они поднялись к таверне: там появился на свет единственный знаменитый художник Калабрии Маттиа Прети. В местной церкви они увидели, возможно, лучшее собрание религиозных картин этого художника. Картины висели в тяжелых золотых рамах и, скорее, напоминали работы испанских мастеров. Я видел лишь те, что находится в музее Каподимонте в Неаполе. Мне тоже хотелось бы навестить город Сан- Джованни-ин-Фьори, о котором они написали: «Очарование Сан-Джованни можно увидеть в изысканных костюмах женщин, носящих пышные черные юбки, блузки с изящной вышивкой, бархатные яркие корсеты и полумонашеские вуали на головах, во время великого поста женщины совершенно закрывает лица вуалью, а мужчины отпускают бороду».
Как же повезло тем путешественникам! Где бы я ни появился, женщины, завидев меня, бежали домой и быстро меняли этническую одежду на платье из нейлона с цветочным рисунком и передник! В моем путешествии есть, однако, и преимущество: по Силе я могу ездить без опасения, что на меня нападут бандиты, хотя в Сицилии и Сардинии они орудуют до сих пор. Газеты не смогли замолчать августовскую историю 1966 года, когда сицилийские бандиты заблокировали дорогу и, останавливая автомобили, заставляли пассажиров выйти и лечь на дорогу. Это была технология XIX века, когда бандиты выскакивали с кремневым ружьем с криком «А terra, a terra!»[61] что, возможно, эффективнее, чем призыв «руки вверх!» у современного преступника.
В XIX веке банды, в состав которых входили беглые галерные рабы и убийцы, использовались в политических Целях оппозицией Бурбонов: надо было держать страну в напряжении. Так же и сегодня: обученных террористов используют для уничтожения назначенного правительства, в то время как старый калабрианский бандит в шапочке, как у гнома, до сих пор действует ради собственной выгоды. Неудивительно, что только два английских писателя осмелились пробраться в Силу. Это был Генри Суинберн, в конце XVIII века путешествовавший от Никастро до Козенцы с отрядом вооруженных солдат, и другой, более бес страшный путешественник, Артур Джон Стратт, который в 1841 году, в компании с четырьмя другими молодыми людьми, отправился туда, чтобы сделать зарисовки. Оци шли пешком, а пожитки несли в заплечных мешках. Вый дя из Кастровиллари, они поднялись в Сила-Гранде по дороге, по которой проехал и я, затем свернули на звериную тропу, пересекавшую всю Силу, и добрались до Катанцаро. В то время это был замечательный переход. Все было хорошо, пока компания не покинула Катанцаро и не вошла в дикую местность к югу от города по пути в Караффу. Здесь их остановили грабители. Они выстрелили в молодых людей и заставили лечь на землю. Затем у них отобрали все, чем те владели, к тому же их жестоко избили мотыгами. Возможно, их бы убили, если бы не местный магнат, дон Доменико Сефали из Кортале: у него в этот момент случились дела в этом районе. Сефали услышал шум и кинулся на помощь с несколькими вооруженными людьми.
Крестьяне, албанцы по национальности, поклялись, что приняли молодых людей за бандитов и, стало быть, исполняли свой долг. Что до кражи, то они, мол, ничегошеньки не украли! Дон Доменико взял избитых молодых людей в дом приятеля, в Сан-Флорио, где им перевязали раны. Вечером, благодаря тому что юность обладает поразительной способностью быстро восстанавливать силы, молодые люди сидели за столом, пили много вина и пели песни под аккомпанемент мандолин. Одна из песен осуждала проклятых «греков» (албанцев) и имела рефрен — «О Greco sempre traditore!».[62]
Затем дон Доменико захватил путешественников в свою деревню Кортале. Там менее ста тридцати лет назад царила почти средневековая атмосфера.
«Мы вошли, — пишет Стратт, — и дон Доменико провел нас в огромный зал, представил своей жене, донне Калине. Она очень любезно нас приветствовала. Заметно было что она очень рада видеть своего повелителя живым и здоровым. В зале собралось высшее общество деревни. Они пришли выразить уважение дону Доменико, и им любопытно было посмотреть на его гостей. Постепенно нам представили всех важных людей, а потом — в который раз нас попросили рассказать о нашем приключении.
Мы очень обрадовались, когда чуть позже полуночи нас пригласили к ужину.
В Кортале вода пользуется меньшей популярностью, чем в Сан-Флорио, свидетельство тому — графин, которого хватило на всю компанию; возможно, по причине отсутствия дам. Донна Каролина с дочерьми за стол с нами не сели. Они отдавали общие распоряжения и следили за тем, чтобы к нам без задержки поступали караваны аппетитных блюд из просторной кухни. Двери этого помещения часто отворялись, и мы видели огонь, пылающий в каменном очаге, и поваров, наполовину скрытых в клубах пара и дыма. Со стропил кухни свисали ветчины, беконы, салями, засоленное мясо. Приятно было смотреть на эти гостеприимные хлопоты».
Тем временем новость о нападении на англичан и французов (ибо по меньшей мере двое молодых людей были Французами) дошла до властей в Никастро и Катанцаро.
Сначала в дом дона Доменико в Кортале прибыл главный магистрат Никастро в сопровождении своего помощника, Затем подъехало еще сто двадцать милиционеров. Все нанялись, что молодые люди не напишут своим послам и не привлекут внимание двух самых мощных европейских наций к безобразиям, совершающимся в Калабрии. Был запланирован налет на преступных албанцев, и милиция арестовала несколько крестьян. Стратт пишет:
«Отряд медленно возвращался по крутой улице (Кортале). Выглядел он весьма живописно. Впереди верхом — _. начальник милиции в большой кавалерийской бурке; за ним ехала элита отряда, вместе со связанными преступниками. Бандитов сопровождали несчастные жены в прекрасных хотя и несколько выцветших, нарядах. В конце следовали милиционеры в черной форме, в остроконечных головных уборах и с длинными ружьями. Вид у них был такой же несчастный, как и у самих бандитов. Они сразу же направились к тюрьме, поднялись по наружной деревянной лестнице, ведущей к квартире тюремщика. Этот функционер принял пленников и провел их вниз по внутренней лестнице, а может, и сбросил их в люк, по старому обычаю (этого я, впрочем, не видел и утверждать не стану). Вскоре преступники оказались внизу, за решеткой».
Эту сцену воспроизводит лишь одна из восхитительных акварелей Стратта: преступники смотрят сквозь прутья решетки, жены стоят снаружи. На женщинах изумительные наряды — головные уборы и платья, но при этом все они стоят босиком.
Окончание дела может показаться невероятным. Почти все, что было украдено, вернули, за исключением самой серьезной потери — пятидесяти восьми золотых дукатов. В тот же день, однако, когда глава Катанцаро распорядился, чтобы путешественникам возместили потерю из приходских фондов, примчался гонец, священник из Караффы, с похищенными золотыми монетами: их ему передали в исповедальне!
Не являясь профессиональным писателем, таким как Рэмидж и Лир, Стратт позволил нам разглядеть некоторые аспекты жизни в Калабрии, которых не касались другие англичане. Автор родился в Челмсфорде в 1819 году, а в Италию приехал двадцатидвухлетним. Его отцом был Джекоб Джордж Стратт, художник и гравер. Он жил в Риме. Двенадцатилетний сын учился у него и преуспел в изображении животных и деревьев. На протяжении всего путешествия Стратт не расставался с альбомом, страницы которого заполнил изображениями женщин в национальных костюмах, танцоров, рыбаков, вытаскивающих на берег тунца — по три человека на одну рыбу. Он подмечает и рисует странных и живописных персонажей, которых встречает по дороге. Интересно, что случилось с этим альбомом? Если он все еще существует и будет найден, то станет чудесным дополнением к иллюстрированному изданию книги Стратта «Пешком по Калабрии и Сицилии» и обогатит скудные личные впечатления путешественников о юге Италии.
Удивительной чертой человеческой расы является перемена в национальном характере, которая может произойти даже за одно поколение. Странно, как подумаешь, что некоторые из смирных на вид обитателей Силы являются потомками свирепых бандитов, живших здесь не так уж и давно. Норман Дуглас упоминает бандита по имени Карузо, который в 1863 году за один месяц собственноручно убил двести человек. Ориоли пишет, что многим бандитам было по двадцать лет. Сейчас мужчины этого возраста работают на северных фабриках или наводят справки об эмиграции в Австралию. Ориоли рассказывает о бандите по имени Скольо, застреленном национальной гвардией в 1868 году. «Один из гвардейцев отрезал его голову, насалил на кол и отнес в деревню, где жил молодой бандит. Когда мать увидела страшный трофей, то упала на колени и возблагодарила Бога за то, что он избавил ее от „этого чудовища“. В молодом своем возрасте он успел убить девятнадцать человек и наибольшее наслаждение получал когда, убив кого- то, вынимал из кармана кусок хлеба, обмакивал его в кровь жертвы и ел, приговаривая: „Только сейчас я
