неотапливаемыми. В довершение всего пропал корабль с едой и поварами, и целый день им нечего было есть. Барка с Беатриче, голодной, закутанной в меха, медленно пробиралась вдоль берегов, увязнувших в снегу. Слышно было, как она тихо бормочет: «Я хочу умереть!» Но что значит молодость, особенно если речь идет о невесте! В момент, когда буцентавр приблизился к Павии, Беатриче и ее дамы появились на палубе: прически безукоризненные, лица сияют, а их наряды в течение нескольких недель были главной темой разговоров миланских аристократок.
Если такие трудности испытывала знать, можно себе представить, что значило зимнее путешествие для простых людей. Корабли были переполнены, и Файнес Морисон рекомендовал пассажирам брать с собой розовые листья, лимоны, апельсины, гвоздику и розмарин, чтобы заглушить их ароматом неприятные запахи. Все, однако, зависело от времени года, а потому весной или в начале лета приятно было покинуть пыльные дороги и бесшумно скользить мимо равнины. Странно, однако, что немногие путешественники посчитали интересным об этом написать.
Челлини вспоминает, как в 1535 году он совершил путешествие из Феррары в Венецию. Из его записок мы узнаем, что в трактирах лодочники предлагали свои суда в аренду. Сделку можно было устроить заранее. Совершив в Риме убийство, Челлини предусмотрительно исчез вместе со своим старым приятелем, робким скульптором Никколо де Рафаэлло, известным больше как Триболо,[31] потому что — говорит Вазари — в школе он всегда попадал в затруднительное положение. Когда в феррарской таверне эти столь непохожие друг на друга люди оказались вовлеченными в драку, Челлини выхватил шпагу и угрожал убить всех, кто там находился. «Я пошел напролом, — вспоминает он, — яростно размахивая оружием и крича: „Я вас всех убью“, но при этом постарался никому не причинить вреда».
«После того как мы пообедали, — пишет он, — пришел лодочник и предложил довезти нас до Венеции. Я спросил, не одолжит ли он нам лодку. Он охотно согласился, и мы совершили сделку. Утром мы встали рано, вскочили на лошадей и доехали до порта: он находится в нескольких милях от Феррары». Здесь их поджидали трое мужчин, тех, кто накануне участвовал в потасовке. У всех были пики. У Челлини тоже была при себе пика: он купил ее в Ферраре. Ни секунды не раздумывая, он атаковал противников, в то время как его испуганный попутчик кинулся к лодке. Челлини последовал за ним, и они отплыли от берега. Троица последовала за ними в ялике. Поравнявшись с ними через десять миль, мужчины прокричали: «Ступай в этот раз своей дорогой, Бенвенуто, мы встретим тебя в Венеции!» Как только он прибыл в Венецию, тут же отправился к брату, кардиналу Корнаро, и спросил позволения носить оружие. К счастью, враги его больше не появились.
Об обратном пути — перемещался он опять по воде — Челлини рассказывал, ничуть не стыдясь проявлений своего жестокого нрава. Они переночевали в таверне, находившейся в конце канала. Путешественники должны были пересесть там на баржу, которую тянут лошади. Владелец трактира разозлил Челлини, потребовав у него плату за предыдущий вечер. Началась перебранка, ужаснувшая иль Триболо. Он старался успокоить приятеля. Челлини вынужден был заплатить, но от злости на хозяина не мог уснуть. «У нас были, должен признать, — писал он, — замечательные кровати, новое и безупречно чистое белье. Тем не менее я не мог сомкнуть глаз: все думал, как бы отомстить. То собирался поджечь дом, то хотел перерезать горло четырем отличным лошадям, стоявшим у него в конюшне». Эти намерения он не осуществил. Утром Челлини, иль Триболо и другие пассажиры заняли свои места в барже, но, когда впрягли лошадей, Челлини притворился, будто забыл в спальне таверны тапочки, и побежал за ними. Похоже, в последнюю минуту он хотел подраться с хозяином, потому что позвал его, но из-за дверей спальни услышал оскорбительный ответ.
«В таверне я увидел заспанного оборванного конюшего, и он закричал мне: „Хозяин сейчас и к папе римскому не выйдет, потому что находится в постели со шлюхой. Он давно ее обхаживал“. Затем конюший попросил у меня на чай, и я дал ему несколько венецианских медяков и сказал, чтобы он пошел к барже и попросил подождать, пока я найду свои тапки. Я пошел наверх, вынул ножик, острый как бритва, и разрезал четыре матраса вместе с бельем на ленты. При этом испытал удовлетворение, зная, что причинил ущерб более чем на пятьдесят крон. Затем я сбежал к барже, прихватив с собой несколько кусков от покрывала, и махнул рукой, дав понять, что можно отправляться». И это человек, который создал изящную золотую солонку для Франциска I, тот самый скульптор, чья статуя Персея до сих пор стоит на главной площади Флоренции!
Регулярное сообщение между Венецией и Падуей, Феррарой и Болоньей до самого конца XVIII века находилось в исправности и пережило все политические перемены и исчезновение великих родов. Доктор Бёрни во время своего музыкального турне в 1770 году сказал, что ему не советовали брать барку, которая регулярно ходит из Падуи по реке Брента до Венеции, так как путешествие это утомительно и компания не слишком приличная. Была в ходу примета, согласно которой лодка утонет в Бренте, если в ней не будет монаха, студента и куртизанки. Тем не менее Бёрни посмотрел на лодки и подумал, что выглядят они «добротно» и «гостеприимно». Возвращаться он решил по воде, начав путешествие в коррьера,[32] на которой перевозили венецианскую почту. «Это род барки с большой крытой пассажирской кабиной посередине». Попутчики подобрались разношерстные. «Постели, — писал он, — расстелены были на полу, и все мы спали вповалку — дипломатический курьер, женщина, несколько простолюдинов. Почти всю ночь лил дождь, гремел гром и сверкала молния. В таком вот грохоте мы и ехали, хотя и с меньшей опасностью, нежели окажись мы в шторм на борту корабля».
На следующее утро они подъехали к По и пересели в лодку большего размера. «Погода потихоньку налаживалась, и мы поужинали на борту не без приятности. Спали мы опять, как и накануне, вповалку». Рано утром прибыли в Франколино, в нескольких милях от Феррары. Там пассажиры оставили свой багаж в лодке, и их отвезли в экипаже, запряженном четверкой лошадей, в город. Можно было пообедать, но вместо еды доктор Бёрни обошел как можно больше церквей и скопировал надпись на гробнице Ариосто, а потом присоединился к пассажирам экипажа. Путешественники проехали десять миль к месту, где увидели свой багаж выгруженным на берегу канала. Им пришлось ждать три часа («Такого солнцепека я еще не испытывал», — писал Бёрни), пока не появится лодка. Канал так зарос водорослями, что лодка едва протиснулась. «Это напомнило мне плотину на По и несколько плотин в Норфолке», — заметил доктор Бёрни. Добравшись до Малальберго, они пересели в другую лодку — больше предыдущей — и поплыли по другому каналу. «На ней мы проехали двадцать миль до Болоньи. Берега этого канала были довольно приятными, и если бы не прожорливые комары, путешествие прошло бы не без удовольствия, так как погода нам благоприятствовала».
Короткое путешествие Бёрни показывает, каким отчаянно медленным было передвижение по каналам и рекам и как часто пассажиру приходилось пересаживаться с лодки на лодку. Заросший водорослями канал также доказывает, что за великолепными речными дорогами прошедших веков перестали следить и они начали приходить в полный упадок.
Тем не менее шестнадцать лет спустя лодки на Бренте все еще ходили. Гёте по пути в Венецию осенью 1786 года был в восторге от путешествия и сказал, что нет ничего лучше, чем плыть по воде, восхищаясь великолепными дворцами и садами. Очень приятно, пока шлюз поднимает судно, выйти на минуту на землю и отведать фруктов, которыми торгуют на берегу. На лодке он встретил двух странных путешественников, одетых как средневековые пилигримы, в таких же шляпах с обвисшими полями, с длинными посохами. Они признались Гёте, что во время странствий протестанты относились к ним лучше, нежели братья-католики. Какой занимательной, вероятно, была эта сцена: Гёте — один современник описал его как «самого красивого мужчину, которого я когда-либо видел», — сидящий на маленьких сходнях и задающий вопросы пилигримам. Пассажиры сошли в Венеции, не имея представления, что их попутчиком был Гёте. По просьбе пилигримов он раздал «несколько открыток с изображением трех волхвов».
Дорога от Милана до озера Лаго-Маджоре — пример старой несчастной итальянской привычки: рекламировать каждые несколько ярдов оливковое масло, швейные и пишущие машинки, вермут и другие вещи. Кому это все интересно, когда ты едешь со скоростью шестьдесят миль в час?
Дорога проходит через местность, сражающуюся с наступающей промышленностью. Фабрики наступают на поля, и можно увидеть рабочих, которые выходят на несколько минут, чтобы передохнуть от пластикового производства. Они обмениваются замечаниями и шутками с женщинами, которые рыхлят бахчи и поля с помидорами. Когда приближаешься к озеру, фабрики остаются позади, и земля здесь хорошо ухожена, видно, что обрабатывают ее многие столетия. Итальянский земледелец — прилежный труженик,
