Каждый город — музей под открытым небом, в каждом соборе — фрески, картины и статуи работы великих мастеров, каждое блюдо местной кухни — настоящее произведение искусства, у каждого дня в году — собственный святой-покровитель, каждое название и едва ли не каждое слово звучит как музыка… Все это — Италия, la bella Italia, земля, подарившая миру Рим и Венецию, Флоренцию и Милан, Цезаря и Катона, Вергилия и Горация, Леонардо и Микеланджело, Челлини и Казанову, водопровод и бани, спагетти и пиццу — и многое, многое другое.

Впервые оказавшись в Италии, не можешь отделаться от ощущения, что очутился во внезапно ставшем явью сне: все, о чем когда-либо читал или слышал, предстает воочию, и оттого возникает чувство нереальности происходящего. Концентрация достопримечательностей здесь столь велика, что буквально подавляет; всю эту красоту невозможно впитать «единым глотком», очень многое поневоле пропускаешь — и обещаешь себе, что непременно вернешься, и возвращаешься — снова и снова, потому что Италию никогда не исчерпать до дна.

Она очень разная: истомленный зноем Неаполь, купающийся в цветах Капри, величавый Рим, импозантная Флоренция, будто сошедшая с открытки Пиза, застывшая в Средневековье Сиена, строгая Болонья, отражающаяся в морской воде и словно по-прежнему мнящая себя владычицей морей Венеция, романтическая Верона, лощеный Милан, тихая Падуя, торжественная Равенна… Путешествие по Италии с юга на север (а ехать нужно именно так, от Калабрии до Венето или до Ломбардии, чтобы сполна пропитаться итальянским духом) сулит незабываемые впечатления: эпохи и культуры сменяют друг друга, как если бы в вашем распоряжении имелась машина времени.

Итальянский «сапог» пересекает незримая граница, протянувшаяся приблизительно от Пьомбино на Лигурийском побережье до Пескары на Адриатическом. Это — «водораздел» между двумя давними и непримиримыми врагами, итальянскими Севером и Югом. Каждая из сторон считает настоящей Италией исключительно себя, а к сопернику относится с нескрываемым высокомерием и плохо скрываемым презрением. Это противостояние зародилось в Средние века и продолжается по сей день, причем проявляется оно практически во всем: на бытовом уровне — в отношении к работе, в манерах, в речи, на уровне же внутригосударственном — в резком отрицании ценностей, которые исповедуют та и другая стороны.

Английский писатель и журналист Генри В. Мортон, прославившийся своими путешествиями «в поисках Англии», написал книгу об итальянском Севере. Несмотря на все разнообразие посвященных Италии сочинений, публикующихся ежегодно, книга Мортона остается, пожалуй, лучшим образцом доброжелательного «постороннего» взгляда на историю, культуру и повседневную жизнь Италии. Не случайно именно эту книгу сами итальянцы рекомендуют иностранным туристам в качестве путеводителя по стране. Характерный, легко узнаваемый «мортоновский» стиль, обстоятельность и поэтичность изложения, наконец богатый опыт путешественника — лишнее доказательство того, что к этой рекомендации стоит прислушаться.

Итак — приятных прогулок по Италии!

За окном пролетала залитая солнцем возделанная земля. Переглядывались замки, вскарабкавшиеся на вершины уступчатых холмов; сменяя друг друга, мелькали деревни. Иногда поезд проносился мимо переезда, и я еле успевал заметить остановившуюся перед шлагбаумом телегу, запряженную огромными белыми буйволами — их вполне мог бы запрячь сам Вергилий. Кто знает, когда пустились в путь прекрасные животные и долго ли им еще брести по тосканским дорогам. Рога — полумесяцы, в глазах — бесконечное спокойствие. По словам римских поэтов, эти волы, посвященные Юпитеру, выбелены водами Клитумна.[1]

Поезд, в котором я ехал, самый элегантный в Европе, а возможно, и в мире. В его составе семь красивых вагонов с кондиционерами, есть также имя и голос. Зовут его «Сеттебелло» — «Прекрасная семерка». Это итальянская карточная игра, где выигрышная карта — семерка бубен. Что до голоса, то поезд превосходно изъясняется на английском, французском, немецком и, разумеется, на своем родном — итальянском языке. В голосе этом я уловил интонации итальянского аристократа, небрежно демонстрирующего гостю сокровища своего дворца. Слушая негромкую речь, доносившуюся из скрытых микрофонов, я оглядывал прохладную гостиную, в которой и путешествовал с большим комфортом. Весь мой багаж и даже коричневые пакеты, которыми непременно обзаводишься в Италии, спрятаны были за панельной обшивкой. «Это, должно быть, самый аристократический вид передвижения, — решил я, — ведь поезда, предназначенные для высшего сословия, ходили по Италии еще во времена „больших путешествий“.[2] И если бы электропоезда изобрели в эпоху Возрождения, то Лодовико Сфорца и Беатриче д'Эсте наверняка приобрели бы себе такой поезд вместе с вагоном- рестораном, расписанным Леонардо да Винчи».

Моими попутчиками до Флоренции была веселая канадская пара. Они признались, что это их первое посещение Европы. Когда я поинтересовался, что более всего поразило их в Риме, они ответили: «Призраки». Я согласился, решив, что этой метафорой они окрестили исторические персонажи и события, но нет: выяснилось, что они говорят о настоящих призраках, фантомах и привидениях. Гостиницу в центре Рима, в которой они поселились, по их словам, осаждали привидения. В Колизее призраков было не меньше, чем в ночь, которую там провел вместе с волшебником Бенвенуто Челлини. На призраков канадцы были не в обиде и упомянули о них со снисходительным смешком. Добродушные путешественники таким образом могли бы отметить отсутствие горячей воды в номере или высказаться о каком-либо другом дорожном недоразумении. В то же время они дали понять, что никаких вольностей от привидений они бы не потерпели: бесплотные духи Цезаря и членов семейства Борджиа вели себя при них смирно. Я еще могу представить и понять бледных нервных спиритуалистов, что видят воочию ужасные события, в тайны которых они хотят проникнуть, но жизнерадостные приверженцы оккультизма, вносящие ротарианскую[3] нотку во взаимоотношения с потусторонним миром, кажутся мне не менее страшными, чем сами привидения. Я простился с ними во Флоренции и увидел, как они затерялись среди багажа, носильщиков и бог знает чего еще невидимого мне. Интересно, кого из Медичи они готовы сейчас остановить и засыпать вопросами?

После Флоренции я разговорился с преуспевающего вида бизнесменом. От него приятно пахло лосьоном после бритья, и в целом попутчик представлял собой латинскую версию американского магната. Из мягкого кейса он вынул сначала серые перчатки, а потом какие-то письма и документы, лениво перелистал их и утомленно уставился на тосканский пейзаж. Убегавшие вдаль дороги ассоциировались с шествием волхвов и походом Восьмой армии.[4]

Собеседник поведал мне, что, являясь одним из директоров миланской фирмы, вынужден часто ездить в Рим и получать необходимые консультации в правительственных учреждениях. Такие поездки он терпеть не мог, отчасти потому, что не переносил официальную точку зрения, а также из-за своего убеждения в том, что столицей страны должен быть Милан и что именно в Милане и должны находиться парламент и