расположенный на выходе из деревни. В нем стояло около двадцати изувеченных, безголовых статуй, найденных среди руин Эфеса. Фигуры были заботливо водружены на пьедесталы и стояли, обратившись несуществующими лицами к дороге. Они образовывали своеобразное призрачное преддверие мертвого города.

По обеим сторонам от дороги тянулись поля, на которых виднелись дружные всходы — пшеница поднялась на три фута, да и бобовые от нее не отставали. Для крестьян началась жаркая страда: там и здесь виднелись полусогнутые фигурки, копошившиеся среди всходов. Волы тянули за собой плуги, своей конструкцией не сильно отличавшиеся от тех, что можно видеть на стенах египетских гробниц. Я с наслаждением вдыхал кристально чистый, насыщенный озоном воздух, который образуется в результате недельных дождей в Малой Азии. Жаркое солнце обещало устойчивую сухую погоду, и земля нежилась в живительном тепле. Пшеничные поля были усеяны цветущими маками. Желтый душистый горошек, дикая горчица, анемоны, крохотные маргаритки и трогательные незабудки — все эти полевые цветы обильно росли на обочине, усеивали каждый клочок невспаханной земли. И повсюду, куда ни кинь взгляд, виднелись обломки белого мрамора. Полагаю, вряд ли в радиусе нескольких миль от Эфеса найдется хоть один дом, в чьих стенах не обнаружится ни одного камня с развалин древнего города.

Свернув направо, я пошел по узкой дорожке вдоль пшеничного поля. Она привела меня к большому застоявшемуся пруду, чья водная гладь была так густо усеяна мельчайшими белыми водорослями, что казалось, будто перед вами мраморная поверхность. Я тихо стоял, прислушиваясь к раскатистому кваканью миллиона лягушек, облюбовавших этот пруд в качестве жилища. В воздухе звенело эхо… Постепенно разрозненные звуки стали складываться в стройный хор:

«Да здравствует Диана… Великая Диана Эфесская… Да здравствует Диана Эфесская!»

Казалось, этими словами пронизан сам воздух в здешних местах. И неудивительно: ведь когда-то на месте мертвого пруда стоял величественный храм Артемиды — или, как называли его римляне, Дианы Эфесской. Это здание по праву считалось одним из Семи чудес света.

Я много побродил по миру и, по роду своей деятельности, интересовался именно следами былых культур. Но могу со всей определенностью сказать: нигде на меня не обрушивалось такое пронзительное чувство утраты, как здесь, над мертвым, заросшим водорослями прудом. Храм, который некогда стоял на этом месте и чей фундамент явственно просматривался под мутными водами пруда, был больше и великолепнее, чем прославленный Парфенон. По словам Павсания, «этот храм превосходил любое творение рук человеческих». Другой античный писатель, Плиний, свидетельствовал: «Видел я стены и висячие сады Древнего Вавилона, статую Зевса Олимпийского, Колосса Родосского, величественные египетские пирамиды и древнюю гробницу Мавсола. Но когда увидал я храм в Эфесе, возвышающийся до облаков, то понял, что все прочие чудеса померкли в его тени».

Сидя на берегу пруда и прислушиваясь к пению эфесских лягушек, я пытался вообразить себе фантастическую ситуацию: английские студенты потерянно бродят по заросшему куманикой болотистому Ладгейт-Хиллу и пытаются отыскать хоть какие-то следы собора Святого Павла. Невероятно? А ведь две тысячи лет назад Эфес тоже выглядел вечным и незыблемым! Кому могло прийти в голову, что великолепный храм Дианы превратится в грязную лужу, по берегам которой распевают лягушки?

В то время, когда Павел приехал в Эфес, этот храм и связанная с ним организация были на пике могущества. Слава Дианы Эфесской гремела по всему свету. Но это была не та очаровательная, грациозная богиня-охотница, сестра Аполлона, которая бродила по лесным дубравам и которой поклонялись греки. Нет, это была архаичная богиня — темная, жестокая, скорее всего азиатского происхождения. Она пришла из далекого прошлого человечества и принесла с собой пугающие традиции кровавых жертвоприношений. Считалось, что Артемида подобно Афродите Пафосской упала с небес. Поэтому суеверное сознание наших далеких предков наделяло ее чудотворными способностями. В Неапольском музее имеется статуя Дианы Эфесской, которая представляет собой странную, варварскую фигуру. Вся нижняя часть обмотана бинтами на манер египетских мумий. Руки и лицо Дианы — вполне обычные, а верхняя часть корпуса усеяна какими- то странными предметами, в которых сэр Уильям Рамсей признал пчелиные яйца. По его мнению, эти яйца символизируют детородную функцию, поскольку Артемида считается богиней плодородия.

Пчела вообще является символом Эфеса. Это насекомое изображено на большинстве эфесских монет и лучше всего проработано в античной скульптуре. Таким образом, богине присваивался статус пчелиной матки. Храмовая организация включала множество жрецов, исполнявших роль трутней (одевались они, кстати, в женские одежды). Кроме того имелись жрицы — рабочие пчелы, они и назывались melissai, что по-гречески означает «пчелы». Эта необычная организация зародилась в Анатолии из примитивного верования, что жизнь пчелиного роя определяется Божьим промыслом.

Хотя греки ошибочно считали, что пчелиная матка мужского пола, азиаты, которые, собственно, и организовали в Эфесе культ богини-пчелы, восстановили истину в отношении пола этих насекомых.

Жрецы-трутни и жрицы-пчелы составляли костяк храмовой организации; кроме них, существовало множество категорий обслуживающего персонала. К ним относились флейтисты (в огромном количестве), вестники, трубачи, люди, носившие скипетры, кадильщики, подметальщики святилища, танцоры, акробаты, прачки и гардеробщики. При храме существовала своя вооруженная охрана, которая патрулировала прилегающую территорию и обеспечивала порядок на праздниках. Одним из признаков эллинизации стали ежегодные игры, проводившиеся в честь Артемиды — Артемисии, на которые съезжались паломники со всего света. Эфесский порт едва вмещал корабли. На период игр (длительностью примерно в месяц) прерывались все работы. Жители Эфеса и чужеземные гости с увлечением участвовали в атлетических состязаниях, драматических представлениях и жертвоприношениях. Паломники приобретали тысячи серебряных рак, чтобы привезти их домой в качестве сувениров.

В храм приезжали преисполненные благоговения чужестранцы. Перед алтарем стояло изображение богини, обычно скрытое от глаз посетителей — занавешенное покрывалом. Любопытно, что покрывало поднималось снизу вверх, под потолок. В этом заключалось отличие от, скажем, Юпитера Олимпийского, статую которого в нужный момент при помощи веревок опускали на постамент. В храме Исиды тоже использовалось покрывало, но оно, по свидетельству Апулея, раздвигалось в стороны, и происходило это на рассвете. Меня очень интересовал вопрос: почему в храме Дианы покрывало поднималось вверх? Может, в это вкладывали особый смысл? Ведь сначала обнажались ноги богини, затем туловище и лишь в последнюю очередь открывалось для обозрения лицо.

Известно, что статуя Дианы была деревянная, но античные авторы расходятся во мнении, какой сорт дерева для нее использовался. Некоторые называют березу или ясень, другие настаивают на кедре, есть и такие, кто предполагает виноградную лозу. На большинстве монет, где изображается богиня, мы видим, что ее руки соединяются с землей двумя линиями. Полагаю, это изображение двух прутьев (возможно, золотых), которые необходимы для того, чтобы держать статую — у которой центр тяжести расположен в массивной верхней части — в вертикальном положении. По праздничным дням изображение богини провозили по городу. Обычно для этого использовалась подвода, запряженная мулами, но иногда впрягали и молодых самцов-оленей.

В эти дни гимны Диане распевались денно и нощно. По всем улицам Эфеса разносились священные слова: «Да здравствует Диана! Велика Диана Эфесская!»