Затем мы решили прогуляться по городу. По дороге Георгиос поведал мне, что Кавала является центром табачной промышленности Македонии. Табак собирают вручную и раскладывают на просушку в просторных сараях, выстроенных в портовом районе. Я узнал много интересного, в частности, где выращивают самый популярный сорт табака (его до сих пор называют «турецким»), а также кто является основным импортером македонских сигарет. Среди всего прочего выяснил, что рабочие-табачники единственные на выборах в парламент голосовали за коммунистов.

Посреди маленького городского парка я увидел скромный военный мемориал. Его трудно было назвать вдохновенным кенотафом, где традиционный лев буйствовал бы на каменном пьедестале. Но меня заинтересовала надпись, выполненная греческими буквами: «Посвящается тем, кто умер в 1912– 1922 гг.»

У нас в Британии тоже немало военных памятников с высеченными на них цифрами «1914–1918», в них увековечен короткий, но насыщенный болью и страданиями период. На долю же Македонии выпало целое десятилетие войны. В 1912 году разразилась Первая Балканская война, страна в тот момент находилась под властью Турции. Позже, когда турок изгнали, Кавалу заняли болгары. Вскорости началась Вторая Балканская война, и город перешел в руки греков. В ходе Первой мировой болгары снова захватили Кавалу, период их оккупации ознаменовался ужасными зверствами. В 1918 году Греция вернула себе свои владения, но, чтобы отстоять их, ей пришлось в 1921 году ввязаться в войну с Турцией.

Я пожелал осмотреть крепость, для чего нам пришлось подняться на холм. Увы, тут меня ждало разочарование: замок только с моря выглядел великолепной цитаделью, на деле же оказался пустой скорлупкой — от крепости сохранился эффектный фасад, за которым зияла пустота. Здесь же, на вершине холма, я обнаружил любопытный памятник. На одной из террас, обращенных в сторону острова Фасос, стоит укрытая от любопытных глаз конная статуя бывшего египетского правителя Мегемета-Али. Много лет она замаскирована и скрыта от глаз широкой публики. Придя к власти, египетский король Фуад торжественно пообещал легализовать памятник, но так и не сдержал своего обещания.

Собственно, единственной достопримечательностью Кавалы является дом, в котором в 1769 году родился Мегемет-Али. Сейчас это строение находится в собственности египетского правительства, что подтверждает наличие смотрителя в феске. Музей произвел на меня приятное впечатление: старинный турецкий дом с решетками на окнах гарема и скрипучими деревянными полами. Я раньше как-то не задумывался, что Мегемет-Али — до того, как в тридцатилетнем возрасте стать вице-королем Египта — был рядовым жителем Кавалы, зарабатывавшим на жизнь торговлей табаком.

Спустившись с холма, мы очутились на маленькой площади в припортовом районе. Здесь под матерчатым навесом собралась та часть мужского населения Кавалы, которая не была занята упаковкой табака, разгрузкой судов или продажей рыбы. Сидя за столиками, мужчины попивали кофе и, в соответствии с турецкими традициями, играли в нарды. Но стоило мне присоединиться к этой праздной толпе, как я сразу же стал объектом внимания целой ватаги маленьких оборванцев, жаждавших почистить мои ботинки. Похватав свои нехитрые принадлежности, с пронзительными криками «Loostro verneeki!» они бросились мне навстречу. У моих ног немедленно завязалась потасовка. Я смотрел на этих мальчишек и думал, что подавляющее число юных греков начинает свою трудовую жизнь в качестве «loostro verneeki».

Неподалеку от набережной я обнаружил греческую церковь, с которой была связана любопытная история. В прошлом эта церковь была посвящена святому Павлу, затем превратилась в мечеть, а сейчас вновь обрела христианский статус, но уже называется церковью Святого Николая. Священником в ней был высокий грек с окладистой, как у еврейского пророка, бородой. Он бурно отреагировал на мое замечание о том, что позор для всей Кавалы не иметь церкви, посвященной святому Павлу.

— Ах, как вы правы! — воскликнул священник. — Да ведь в прежние времена все так и было. Церковь возведена как раз на том месте, где святой апостол Павел ступил на берег. В древности здесь как раз была набережная, потом море отступило. Пойдемте, я покажу вам!

Он провел меня на задворки церкви, где на мощеной дорожке виднелась круглая отметина.

— Вот то самое место, где апостол Павел высадился на берег Македонии. Раньше здесь рос великолепный платан, — сообщил священник и добавил дрогнувшим голосом: — Но болгары его срубили!

— Вы говорите, что прежде церковь была посвящена святому Павлу. Как же так получилась, что она сменила своего покровителя?

Оказывается, когда турки покинули Кавалу, мечеть решили переоборудовать в место христианского культа. Для этого нужны были средства. Местные рыбаки соглашались собрать деньги, но и слышать не желали о святом Павле. Что поделать, столетия мусульманского засилья сильно поколебали христианские традиции. Имя Павла утратило свое значение, в особенности для греческих моряков, которые традиционно считали своим покровителем и заступником святого Николая.

Вот так и вышло, что церковь, которая в византийской традиции прочно связывается с первыми шагами Павла на западной земле, носит имя Николая.

Между прочим, святой Николай покровительствует не только морякам, путешественникам, торговцам и детям. Ростовщики, ссужающие деньги под залог, тоже считают его своим «профессиональным» святым. Если верить легенде, то в Параре, родном городе Николая, приключилась такая история. Некий аристократ внезапно разорился и страшно горевал по этому поводу: ведь три его дочери-красавицы оказались бесприданницами. Прознав о его беде, Николай решил помочь безутешному отцу. Поздно ночью он пришел к его дому и забросил в окно три мешка с золотом. Это был богатый дар, позволявший обеспечить девушек достойным приданым. На ранних иконах эти три мешка символически изображаются в виде трех золотых яблок. Со временем золотые яблоки святого Николая стали профессиональным символом ростовщиков.

5

Следующим пунктом моей программы числилось посещение Филипп. По такому случаю я нанял старую машину, в которой окна были затянуты целлулоидной пленкой, и отправился в девятимильную поездку по холмам.

Дорога делала неожиданный изгиб и выводила к серой громаде горы Симбол, которая служила природным барьером между морем и долиной Филипп. Эта гора является продолжением Пангейского кряжа, в древности знаменитого серебряными рудниками. Высота Симбола составляет 1670 футов, и с его склонов открывается вид на безбрежную плоскую равнину, где зеленые участки зерновых посевов сменяются унылыми бурыми пятнами болот. Дорогу покрывал толстый слой пыли, и каждая подвода, каждый всадник или пеший путник двигались в собственном облаке коричневой пыли.

На этих обширных равнинах, посреди предательских заболоченных участков давным-давно — за сорок один год до рождения Христа — наступил крах Римской республики. В решающей битве легионы Антония и молодого Октавия нанесли поражение войскам Брута и Кассия. И именно здесь, на смертном ложе Республики, триумвиры заложили новую колонию, которую назвали Филиппами.

Уверен, что всякий, кому довелось исполнять роль Брута в школьной постановке шекспировского «Юлия Цезаря», с особым, жгучим интересом рассматривал бы эту пустынную плоскую равнину. Вот она, реальность, говорил я себе. Та самая, которую мы стремились воссоздать на маленькой пыльной сцене в директорском кабинете. Как часто я пытался представить себе это место — далекую равнину при Филиппах, где сражались и погибали живые люди, где в реальности разыгрывалась одна из величайших в истории человечества драм. И сейчас, когда я оказался на арене исторических событий, мне казалось, будто я снова слышу голос моего школьного партнера, игравшего Цезаря (этому пареньку предстояло совсем скоро погибнуть во Франции): стоя в лучах рампы, он обещал мне, что мы еще встретимся в Филиппах…

Проехав восемь миль, мы увидели на обочине дороги сельскую гостиницу. Обследовав здание, я обнаружил остатки римского памятника, вделанные в ее стену. Это был установленный на цоколь могильный камень примерно двенадцати футов в высоту. На нем было высечено имя римского легионера К. Фибия. Пока я изучал надпись, из гостиницы вышел крестьянин. Видя мой интерес, он стал давать советы, где лучше встать и под каким ракурсом лучше рассматривать камень. В книге Дж. Ф. Эббота «Македонский фольклор» я читал, что местное население до сих пор бережно хранит память об Александре Македонском, но, по правде говоря, не ожидал так скоро получить подтверждение этой мысли.

— А что это за памятник? — поинтересовался я.

— Мы называем его Кормушкой Буцефала.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату