После ужина я отправился в свою каюту, намереваясь завалиться спать. Но как только я прикоснулся к подушке, из-под нее выскочили три огромных, словно глянцевых таракана и скрылись в щели между койкой и стеной. Если уж тараканы завелись на судне — да еще в жарком климате, — можете быть уверены: избавиться от них можно, лишь расколошматив корабль на мелкие кусочки. Я не люблю этих тварей. Мне неприятны их согнутые ноги, та скорость, с которой они передвигаются, и ощущение, что в любой момент они могут расправить свои темно-коричневые крылья и улететь. Посему я прихватил с собой пару одеял, предварительно хорошенько их вытряхнув, и отправился ночевать на палубу.

Луна спряталась за облаком, но морская поверхность, казалось, сама по себе светилась серебряным светом. Тишину нарушал лишь плеск волн, расходившихся за кормой судна. В середине ночи я проснулся и долго смотрел на небо, усеянное яркими звездами. Наши якорные огни горели на фоне темного неба подобно маленькой луне.

Я наблюдал, как серый свет постепенно опускается на спящий мир. Корабль покачивался на светло- свинцовых волнах, звезды одна за другой потихоньку гасли. В этом причудливом полумраке я разглядел длинную темную тень на морской поверхности — тень эту отбрасывал лежавший на востоке остров Кипр. Стало светлее, но солнце все еще пряталось за горизонтом. Я лежал и ждал: когда же, когда оно взойдет? В какой-то миг я с чувством внезапного облегчения увидел, как на востоке обозначилась полоска пронзительно-розового света. С каждой секундой она ширилась, наливалась цветом и затем вдруг — взрыв яркого желтого света. Солнце буквально выпрыгнуло из морских глубин на небо!

Моему взору предстало протяженное зелено-коричневое побережье. Вдалеке угадывались высокие горы, а на переднем плане виднелся маленький белый городок Ларнака.

Наш корабль стоял на якоре в заливе Ларнаки в ожидании официальных представителей с берега. Хотя еще не было семи часов, солнце припекало сильнее, чем в английский летний полдень. Кипр выглядел таинственным и прекрасным, с туманами, подобно королевским вуалям, сползающими с гор.

Я стоял у поручней и с удовольствием разглядывал землю, где некогда были выкованы медные доспехи для Агамемнона, а божественная Афродита вышла из морской пены. Остров значительно изменился с классических времен. Исчезли густые леса, и кустарник больше не подступает к кромке прибоя. Как так получилось, спросит любой путешественник, что многие области Средиземноморья, славившиеся в древности своей буйной растительностью, превратились в голую, выжженную землю? Ответ прост — козы. Эти животные уничтожили весь зеленый покров, и сегодня трудно переоценить вред, нанесенный козами средиземноморскому миру. В свое время венецианцы страстно стремились на Далматийское побережье именно из-за богатых запасов корабельного леса. Сегодня же это побережье выглядит голым, как обглоданная кость. Козы оставили свой след также в Палестине и в Сирии. Вообще ничто другое — кроме разве что землетрясений — в такой степени не изменило очертаний древнего мира, как козы. Полагаю, в Древней Греции и Риме отсутствовали законы, запрещавшие этим животным лакомиться молодыми побегами растений и мешать таким образом воспроизводству растительного покрова. Хотя несколько сохранившихся строк из утраченной комедии Евполида наводят на размышления: там представлен хор коз, которые ноют и жалуются на нехватку их любимых кустов.

Наконец показалась моторная лодка под британским флагом. На борт поднялся портовый врач в сопровождении официальных лиц. Вся команда выстроилась на полубаке. Доктор прошелся перед строем, проверяя состояние горла, глаз, на ощупь определяя температуру. Покончив с командой и пассажирами третьего класса, он дал разрешение на высадку на берег.

Я занял место в маленькой гребной лодке и, прежде чем вода вспенилась под ударами весел, успел заглянуть в чистые, зеленые глубины моря. Я увидел огромные витые раковины на дне и косяки незнакомых рыбок, проплывавшие над ними.

На залитом солнцем приморском бульваре стояли экипажи, поджидавшие пассажиров с судна. Щелкая хлыстами, возницы наперегонки бросились мне навстречу, что-то лопоча на жуткой смеси английского и греческого. Кипр уже свыше пятидесяти лет находится под британским правлением, но это не сильно улучшило английский язык местного населения. Наконец я набрел на парня с машиной, который довольно сносно изъяснялся на американском английском.

Мы направились к автомобилю, который стоял в тени финиковых пальм.

— Мне хотелось бы попасть в Саламин, — сказал я водителю.

— Нет проблем, шеф, — блеснул тот улыбкой. — Садитесь.

— Как далеко?

— Думаю, около тридцати пяти миль.

Мы благополучно выехали из города.

— Я самый лучший водитель на Кипре, — похвастался парень.

— Вы, наверное, долго жили в Штатах?

— Да, почти шесть лет. Подкопил деньжат, затем вернулся сюда, женился и купил машину.

Мимо проносились поля, засаженные кормовыми бобами. Стоял сезон цветения, и над всей округой разносился сладкий, одуряющий аромат. Время от времени мы обгоняли неуклюжие деревенские повозки, запряженные волами. Иногда попадались маленькие грязные деревушки, представлявшие собой кучку домиков с плоскими крышами и деревянными балконами в окружении фруктовых садов (все те же апельсины и гранаты) и кунжутовых полей. На протяжении десяти миль дорога тянулась вдоль побережья, затем повернула в глубь острова и вскарабкалась на коричневые холмы.

Мы миновали обнесенный стенами древний город Фамагуста и примерно через пять миль приехали к развалинам Саламина. Два тысячелетия назад это был порт, куда прибыли со своей миссией Павел, Варнава и Марк.

«И бывши в Саламине, проповедовали слово Божие в синагогах Иудейских»¹⁷.

Вот и все, что сказано в Деяниях апостолов об этом визите. Более подробную информацию о Саламине мы находим в трудах Иосифа Флавия и других античных писателей. Оказывается, в то время это был один из крупнейших портов Средиземноморья. Более того, Саламин являлся торговой столицей римского Кипра, роль же административного центра исполнял Пафос на противоположном конце острова.

В те времена действовало безошибочное правило: если в каком-нибудь городе есть хоть одна синагога, его смело можно считать процветающим торговым центром. В первом веке евреи попросту не селились в бедных местах. На Кипре они объявились за несколько столетий до начала нашей эры и занимались в основном экспортом оливкового масла, фруктов, вина и меди. Еврейская община существовала уже достаточно давно, чтобы приобрести власть и богатство.

Я вышел из машины и углубился в густой лес, которым заросли прибрежные дюны. Очень скоро я натолкнулся на обломок мраморной колонны, затем еще на один. Они прятались в тени акаций и эвкалиптов и были густо затянуты зарослями ежевики. В нескольких шагах от колонн обнаружился пролет мраморной лестницы, наполовину скрытый под травой и тамариском. Здешние леса буквально нашпигованы напоминаниями об античном Саламине.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы найти остатки трех городских рынков. Эти огромные площади были некогда вымощены мраморными плитами и окружены мраморными же храмами с колоннами. Неподалеку я увидел развалины великолепного римского дома с системой центрального отопления и множеством ванных комнат. Вскоре я уже перестал удивляться мраморным колоннам — их обломки валялись повсюду. Стоило раздвинуть кустарник, и вы натыкались на сломанную колонну с полустершейся надписью на греческом языке. Все надписи были примерно одного содержания: «славный город Саламин» приносит что-то в дар или же издает какой-то декрет. Обследуя самый крупный форум, я остановился перед заросшими травой ступенями. И тут меня пронзила мысль: а ведь это центральная площадь города, и Павел неминуемо должен был сюда прийти. Значит, его нога касалась вот этих самых ступеней!

Затем я отправился на поиски знаменитого порта, о котором столько писали древние хронисты. Увы, я долго и безрезультатно бродил среди песчаных дюн. Землетрясение не только сровняло с землей гордый город Саламин, но и разрушило портовые сооружения. И все же я не уходил. Мне все мерещилось, что вот- вот из тени эвкалипта появится печальный призрак и поманит меня пальцем. Сердце мое сжималось от