стороны толпы.
5. Физические недостатки апостола, так или иначе, связаны с этой болезнью.
6. Заболевание носит повторяющийся характер.
Малярия, столь распространенная на Востоке, вполне соответствует представленному списку, может быть, только за исключением пункта № 5. Существует и еще одна — более ранняя, предложенная еще Тертуллианом — гипотеза, согласно которой Павел был подвержен приступам сильнейшей головной боли, во время которых страдало и зрение апостола. Данная гипотеза хорошо согласуется с благодарностью, которую Павел высказывал в Послании к Галатам. Помните, там говорится, что эти галаты стали свидетелями немощи апостола, когда он благовествовал им в первый раз. Павел был тронут их готовностью вырвать собственные глаза и отдать ему, если б подобная жертва помогла справиться с болезнью. Здесь уместно вспомнить замечание сэра Уильяма Рамсея о том, что мучительные головные боли часто сопутствуют малярии.
Доктор У. Ч. Лоутер Кларк в своей книге «Проблемы Нового Завета» высказывает предположение, что «жалом в плоти» Павла служило сильное заикание:
Осмелюсь предположить, что святой Павел стал жертвой нервного расстройства, столь распространенного в наше время. Люди, подверженные нервическим припадкам, знают, что обычно они сопровождаются сильнейшей головной болью, для описания которой как нельзя лучше подходит слово ??????, буквально — «кол, вбитый в голову». Перечитайте Второе послание к Коринфянам, и сами убедитесь, что автор этих строк — сплошной комок нервов, человек, остро чувствующий, подверженный приступам меланхолии и депрессии. Они накатывают на него вместе с экзальтацией и составляют неотъемлемую часть его существования. Исследуя психику апостола, мы видим, что он вполне мог бы справиться со своими проблемами, если б избрал спокойную, тихую жизнь в окружении понимающих друзей. Увы, такой образ жизни был для него недосягаем. Переживания, описанные в одиннадцатой главе Второго послания к Коринфянам, подрывали его здоровье, «забота о всех церквах» неизменно угнетала его рассудок. Таким образом, мы видим, что физическая и духовная жизнь апостола предъявляли непосильные требования к его ослабленному организму. И об исцелении расшатанной нервной системы можно было только мечтать.
Писатель приводит список «великих заик», оставивших заметный след в литературе. Он называет Чарльза Лэма, Чарльза Кингсли и Льюиса Кэррола, от себя добавим еще и Арнольда Беннета.
Сколь бы ни были интересны все эти предположения, они останутся не более чем предположениями — неудовлетворительными и недоказательными. Нам так и не удастся разгадать тайну «жала», терзавшего плоть Павла.
Более полезной мне видится та побочная информация, на которую мы наталкиваемся при исследовании вопроса о болезни апостола. Вот что пишет доктор Стокер в «Словаре Апостольской церкви» Дж. Гастингса: «Нам достаточно знать, что вся эта удивительная работа проделана не физически крепким и уверенным в своих силах мужем, а, напротив, человеком, измученным, болезненным, застенчивым и сомневающимся».
Святые Павел и Варнава прибыли в Антиохию приблизительно в 47 году. Это был весьма примечательный период в мировой истории. Мягкий и добродушный император Клавдий, который вот уже три года правил Римской империей, осуществил неожиданно геройский поступок — вторгся со своими легионами в Британию. В 43 году, когда Павел только готовился к своей первой миссии, Клавдий отправил армию на север с наказом срочно вызывать его из Рима, едва враг ударится в бегство. В назначенный час он прибыл в Британию во главе преторианской гвардии, а чтобы довершить деморализацию островитян, еще присовокупил отряд боевых слонов. Экзотическая процессия промаршировала через весь Кент, пересекла Темзу и встала лагерем на холме, на месте нынешнего Колчестера. После столь впечатляющей демонстрации Клавдий снова вернулся в Рим — через полгода отсутствия, из которого лишь шестнадцать дней пришлись на непосредственные маневры в Британии.
Эхо этих героических деяний несомненно доходило до Павла во время его пребывания в Антиохии. Прогуливаясь по мощеным мрамором улицам, он наверняка прислушивался к язвительным шуточкам и откровенно злобным пасквилям на эскападу императора. А в том, что горожане именно так отозвались на британские события, сомневаться не приходилось — это была типовая реакция злоязычной Антиохии на все, что происходило в мире. Возможно, кто-нибудь из столичных жителей рассказывал Павлу о пышном триумфе, устроенном Клавдию в Риме: там проходили торжественные процессии, жертвоприношения, шествия пленников и гладиаторские игрища в цирке. Павел узнал, что в ознаменование блистательной победы Клавдия наградили титулом «Британик». Возможно, его собеседник выудил из своего кошелька и продемонстрировал окружающим отчеканенную по такому поводу золотую монету: на одной стороне красовался портрет императора, а на другой — триумфальная арка со словами «De Britt».
И пока Павел выслушивал все эти удивительные новости, римские легионеры окапывались на заболоченных берегах далекой Темзы; они разбили свой лагерь на холме, где через много столетий вырастет всемирно известный собор Святого Павла.
Однако в те дни произошло событие куда более важное, нежели захват дикого северного народа, о котором не все антиохийцы и слышали-то прежде. Еврейская община дружно обсуждала внезапную смерть царя Агриппы на кесарийской арене.
Вот уж кого знали во всем мире, так это Агриппу — выходца из высокопоставленного семейства, умного, но безденежного друга римских правителей. Детство он провел в Риме, и в результате в нем было гораздо больше от римлянина, чем от иудея. В юности Агриппе пришлось немало скитаться в попытках скрыться от безжалостных кредиторов. В наши дни подобный человек нашел бы себе применение в Сити. Или же продал бы свое имя какому-нибудь совету директоров или печатному изданию. В древности таких возможностей у нищего аристократа не было. Единственное, что он мог сделать — завести себе могущественных друзей и надеяться на лучшее.
Агриппа именно и поступил и, как выяснилось, не прогадал. Карьера молодого иудея пошла резко в гору, когда к власти в Риме пришел его приятель и собутыльник безумный Калигула. Новоявленный император не только пожаловал своему другу владения умершего тетрарха Филиппа — обширные земли к северу к северо-востоку от Галилеи, — но и наградил его царским титулом. Итак, жалкий эмигрант, живший на подачки своей семьи, эта паршивая овца в славном роду Иродов, вновь вернулся в родные края. Его триумфальное возвращение буквально вывело из себя тщеславную Иродиаду — мать Саломеи и жену Ирода Антипы, того самого, который распял Христа. Она подговорила мужа бросить все дела и отправиться вместе с нею в Рим. Иродиада намеревалась задать вопрос императору: почему никчемный юнец Агриппа будет носить царскую корону, в то время как ее муж Ирод вынужден довольствоваться титулом тетрарха? Однако куда ей было тягаться с коварным Агриппой! Тот, прознав о планах родственников, решил их упредить. Он отправил к Калигуле гонцов с предупреждением, что Ирод якобы наводнил Галилею оружием. В результате семейная ссора закончилась полной и безоговорочной победой Агриппы: Ирода вместе с супругой отправили в ссылку, а их имущество конфисковали. Надо ли говорить, что положение юного выскочки Агриппы еще более упрочилось.
Двадцать четвертого января 41 года он находился в Риме, когда всю столицу облетела новость: император Калигула, его друг и покровитель, стал жертвой покушения — на теле обнаружили свыше тридцати следов от ударов кинжалами. Ранее я уже упоминал о той роли, которую сыграл Агриппа в дальнейшем развитии событий. Молодой иудей быстро сориентировался в суматохе, воцарившейся в Риме после смерти императора. Он явился в сенат, где решалась судьба Римской империи — быть ли ей по- прежнему монархией или же вернуться к республиканской форме правления — и сумел склонить сенаторов к первому варианту, поспособствовав возвышению перепуганного старого Клавдия.
Так назревавшая, казалось бы, катастрофа обернулась новым триумфом Агриппы. В Палестину он возвращался не только обогащенным — к нему отошли Иудея и Галилея, бывшие владения изгнанного Ирода Антипы, — но и упрочившим свое положение. Агриппа осознавал: после того как он собственными руками посадил на трон нынешнего цезаря, никто и ничто не решится встать у него на пути.
