Ханна не знала, что я уже остыла к Шерлоку Холмсу. Приехав в Лондон, я открыла для себя Агату Кристи.

— Дело в том, мэм, — быстро объяснила я, — что я как раз верю.

— Веришь?

— Да, мэм. В том-то и беда. Это нехорошо. Загробный мир и все такое. Опасно туда влезать.

— Опасно, говоришь… — задумалась Ханна.

Я поняла, что выбрала неверную тактику. Мои слова лишь подстегнули азарт Ханны.

— Я иду с вами, мэм, — твердо сказала я.

Не ожидавшая ничего подобного, Ханна не знала, что и делать: ругаться или благодарить. В конце концов она выбрала и то, и другое.

— Нет. Это ни к чему. Я схожу туда сама. — Ее голос прозвучал очень жестко, но тут же смягчился. — У тебя же сегодня выходной. Наверняка ты уже запланировала что-то поинтересней, чем бродить за мною следом.

Я не ответила. Свои планы я держала в секрете. После многочисленных писем с обеих сторон Альфред наконец решил навестить меня в Лондоне. Я и не думала, что мне будет так одиноко вдали от Ривертона. В придачу к тем трудностям, которые перечислял мистер Гамильтон, обнаружились новые, которые мне совсем не нравились, особенно если учесть, что Ханна была вовсе не так весела, как положено новобрачной. Да еще миссис Тиббит с ее отвратительной манерой делать гадости — приходилось все время быть настороже, а о дружбе и речи не шло. Впервые в жизни я страдала от одиночества. И хотя я старалась не искать в письмах Альфреда никакой романтики (хватит, пробовали уже), мне все-таки очень хотелось с ним встретиться.

Тем не менее, я пошла следом за Ханной. С Альфредом я встречалась вечером и решила, что, если я потороплюсь, как раз успею проследить, чтобы хозяйка вошла и вышла невредимой. Я наслушалась о медиумах такого, что просто не могла отпустить ее одну. Кузен миссис Тиббит после сеанса рехнулся, а мистер Бойли знал одного парня, которого мало того что ограбили, так еще и зарезали.

И вообще: хотя я никак не могла решить, как относиться к спиритизму, я отлично понимала, что за люди обращаются к медиумам. Только человек, недовольный настоящим, стремится узнать будущее.

Город накрыл густой туман — тяжелый, серый. Я, как сыщик, села Ханне «на хвост», боясь отстать и потерять ее во мгле. На углу человек в шинели играл на губной гармошке. Они были везде — эти демобилизованные солдаты: в каждом переулке, под каждым мостом, на каждой железнодорожной станции. Ханна остановилась, порылась в кошельке и кинула монетку в его шляпу.

Мы повернули на Кин-стрит, и Ханна остановилась перед красивым домом эпохи короля Эдуарда. Выглядел он вполне респектабельно, но, как любила повторять мама, по внешности не судят. Ханна сверилась с объявлением и позвонила. Дверь тут же открылась, и Ханна, даже не обернувшись, исчезла в доме.

Я осталась на тротуаре, гадая, на какой этаж она поднимается. На третий, решила я: там так странно светила лампа, золотя оборки на задернутых занавесках. Я приготовилась ждать и уселась на бетонную ступеньку рядом с одноногим продавцом заводных обезьянок, которые карабкались по веревке вверх и вниз.

Ждала я около часа. Ступенька оказалась такой холодной, что ноги у меня заледенели, и когда появилась Ханна, я не смогла вовремя отскочить. Пришлось съежиться и понадеяться на то, что она меня не заметит. Она и не заметила — она вообще ничего не видела. Встала в раздумье на крыльце с бледным, даже испуганным липом. И как будто к месту прилипла. Я даже подумала, что предсказательница ее заколдовала — покачала перед глазами какие-нибудь часы на цепочке, как на фото показывают, да и загипнотизировала. В ногах кололо и щипало, я даже не могла подойти. Я уж решилась было окликнуть Ханну, как вдруг она глубоко вздохнула, встряхнулась и торопливо зашагала домой.

В тот туманный вечер я опоздала на свидание с Альфредом. Ненамного, но достаточно для того, чтобы он успел разволноваться, а увидев меня — нахмуриться.

— Грейс!

Мы неловко поздоровались. Он протянул мне руку, а я протянула свою. Мы промахнулись, и Альфред вместо ладони взял меня за локоть. Я нервно хихикнула и спрятала руку под шарф.

— Прости за опоздание. Я провожала хозяйку и…

— А она что, не знает, что у тебя сегодня выходной? — осведомился Альфред. Он оказался выше, чем мне запомнилось, лицо стало более жестким, и все-таки он мне очень нравился. — Надо было сказать ей, чтобы шла одна.

Знакомое раздражение. Альфреду все меньше и меньше нравилась его работа. В письмах из Ривертона явственно звучало презрение к лакейской службе. А в последнее время и расспросы о Лондоне, и репортажи из

Ривертона были густо приправлены цитатами из книг о классовой борьбе, пролетариате и профсоюзах.

— Ты же не рабыня, — втолковывал мне Альфред. — Ты вполне можешь ей отказать.

— Я знаю. Я просто не думала… Мне казалось, мы вернемся вовремя.

— Ну ладно. — Он остыл и тут же стал похож на того Альфреда, которого я помнила. — Ты ни в чем не виновата. Давай проведем с пользой оставшееся время, прежде чем вернуться в наши соляные копи. Как насчет того, чтобы перекусить перед кино?

Мы бок о бок пошли по улице. Я была счастлива, казалась себе взрослее и увереннее: настоящее свидание — это вам не шутки, да еще с таким парнем, как Альфред. А хорошо бы он взял меня под руку! Тогда люди принимали бы нас за женатую пару…

— Я заглядывал к твоей маме, — прервал мои мечты Альфред. — Как ты просила.

— Ой, спасибо, — обрадовалась я. — Ей не очень плохо, нет?

— Не так чтобы плохо, — отводя глаза, согласился Альфред. — Но и не так чтобы хорошо, если уж честно. Сильный кашель. И со спиной нелады, она жаловалась. — Он засунул руки в карманы. — Артрит это называется?

Я кивнула:

— Привязался к ней совершенно неожиданно. Еще в детстве. Особенно плохо ей бывает зимой.

— У моей тети было то же самое. Постарела раньше времени. — Альфред покачал головой. — Вот не везет людям!

Некоторое время мы шагали в молчании.

— Альфред, — сказала я наконец. — Насчет мамы… у нее… ей всего хватает? К примеру, угля, ну и всего остального?

— Да, — ответил он. — С этим все в порядке. Вполне приличная куча угля. — Он потрепал меня по плечу. — А миссис Ти регулярно передает ей свертки с разной вкуснятиной.

— Благослови ее бог, — мои глаза наполнились слезами благодарности. — И тебя, Альфред. За то, что заглядываешь к маме. Я знаю, она рада, даже если и не говорит об этом.

Он пожал плечами и прямо ответил:

— Я делаю это не ради благодарности твоей мамы. Я делаю это ради тебя, Грейси.

Душу залила теплая волна счастья. Я прижала руки в перчатках к потеплевшим щекам и смущенно спросила:

— А как все остальные? Там, в Саффроне?

Альфред помолчал, будто обдумывая ответ.

— Да все по-старому. Во всяком случае, под лестницей. Наверху — другое дело.

— Мистер Фредерик? Нэнси писала, что с ним творится что-то странное.

Альфред покачал головой.

— С тех пор, как вы уехали, ходит мрачнее тучи. Может, это он по тебе сохнет, Грейси? — поддразнил меня Альфред, и я против желания улыбнулась.

— Он тоскует по Ханне.

— Не знаю, не признается.