Альфред зло поглядел на меня из-под упавшей на лоб челки. Вокруг рта залегли жесткие складки.

— Волнуешься?

Его странный, чужой голос насторожил меня, но мне так хотелось все объяснить, что я не могла остановиться.

— Просто это на тебя непохоже — уронить целый поднос… И потом: ты никому об этом не сказал… Может, ты испугался: мистер Гамильтон рассердится? Но он не рассердится, Альфред, я уверена. Каждый может ошибиться, даже на службе.

Альфред все смотрел на меня, и на секунду мне показалось, что он сейчас рассмеется. Но его лицо исказила злая усмешка.

— Глупая девчонка! Ты что, считаешь, я переживаю из-за пары упавших кексов?

— Альфред…

— Считаешь, я не знаю, что такое служба? Ты хоть помнишь, откуда я вернулся?

— Я вовсе не говорила, что…

— Просто подумала, да? Я же чувствую, как вы все на меня смотрите, шпионите за мной, ждете, когда я ошибусь! Так вот: можешь перестать следить и волноваться. Со мной все в порядке, слышишь? В полном!

От его злобного крика у меня защипало в глазах.

— Я просто хотела помочь… — прошептала я.

— Помочь? — неприятно засмеялся Альфред. — А с чего ты взяла, что можешь мне помочь?

— Ну как же, Альфред… — осторожно напомнила я, гадая, что он имеет в виду. — Мы с тобой… ты и я… ты же сам писал… с войны…

— Забудь, что я писал.

— Альфред…

— Отвяжись от меня, Грейс, — ледяным голосом сказал Альфред, снова принимаясь за стаканы. — Я тебя ни о чем не просил. Мне не нужно никакой помощи. Иди отсюда, не мешай мне работать.

Я почувствовала, что краснею: от разочарования, от запоздалого запала ссоры, но больше всего — от смущения. Я взывала к чувству, которого не существовало. Господи, помилуй, ведь были минуты, когда я начинала мечтать о нашем с Альфредом общем будущем. Помолвка, свадьба, семья… И вдруг понять, что я так ошибалась…

Почти весь вечер я провела на кухне. Если миссис Таунсенд и удивило, с чего это я так внимательно слежу за тем, как она жарит фазана, у нее хватило ума не задавать вопросов. Я помогала разделывать птицу, вытаскивать кости и даже фаршировать. Все что угодно — лишь бы меня не отослали наверх, где я могу столкнуться с Альфредом.

Мне везло довольно долго — до тех пор, пока мистер Гамильтон не сунул мне в руки тяжелый поднос с коктейлями.

— Но мистер Гамильтон, — тоскливо запротестовала я, — я же помогаю миссис Таунсенд готовить!

Глаза мистера Гамильтона сверкнули за стеклами очков.

— А я велю тебе отнести коктейли, — немедленно подавил он предполагаемый мятеж.

— А разве Альфред не может…

— Альфред убирает в столовой. Поторопись, девочка. Не заставляй хозяев ждать.

В комнате было всего шесть человек, и все равно она казалась переполненной. Чересчур шумной, чересчур жаркой. Мистер Фредерик, стремясь угодить Лакстонам, настоял на дополнительном отоплении, и мистер Гамильтон блестяще справился с задачей, взяв напрокат две керосиновые плитки. В перегретом воздухе витал запах слишком резких женских духов, грозящий удушить присутствующих.

Мистер Фредерик в черном костюме смотрелся не хуже, чем когда-то майор, даже лучше — стройнее, и не такой чопорный. Он стоял подле бюро красного дерева и разговаривал с упитанным мужчиной, седые волосы которого венчиком стояли вокруг блестящей головы.

Толстяк рассматривал одну из фарфоровых ваз на буфете.

— Я видел такую на аукционе Сотбис, — сказал он со странным акцентом — выговор уроженца северной Англии плюс что-то еще. — Точно такую же. — Он наклонился поближе. — Между прочим, ушла за кругленькую сумму, старина.

— Надо же, — без всякого интереса отозвался мистер Фредерик. — А эту прапрадед привез с Востока. С тех пор и стоит.

— Слышала, Эстелла? — через всю комнату крикнул Саймион Лакстон своей рыхлой жене, сидевшей на диване между Ханной и Эммелин. — Фредерик говорит, эта вещь принадлежит его семье уже несколько поколений! Он использует ее вместо пресс-папье.

Эстелла Лакстон привычно улыбнулась мужу, и между ними проскочила искра того взаимопонимания, которое вырабатывается лишь долгими годами совместной жизни. Перехватив ее взгляд, я решила, что их брак имеет чисто практическую ценность. Обоюдная польза оказалась гораздо прочней страстной любви.

Обменявшись с мужем улыбками, Эстелла вернулась к разговору с Эммелин, в которой нашла родственную душу — любительницу красивой жизни. В том, что касается волос, Эстелла удачно дополняла мужа. В отличие от него, ее шевелюра цвета олова была уложена в гладкий объемный шиньон — типично американский. Он напомнил мне фотографию, которую пришпилил внизу мистер Гамильтон: нью-йоркский небоскреб в лесах — на редкость впечатляющий и ужасно некрасивый. Эстелла улыбнулась каким-то словам Эммелин, сверкнули ненатурально белые зубы.

Я прошла вдоль стены, поставила поднос с коктейлями на столик у окна и сделала привычный реверанс. Молодой мистер Лакстон сидел в кресле и вполуха слушал беседу Эммелин и Эстеллы, в восторженных тонах обсуждавших предстоящий сезон.

Теодор, а проще — Тедди, был красив той красотой, коей отличались все зажиточные мужчины тех дней. Приятная внешность плюс уверенность в себе создавали видимость ума и обаяния, прибавляли блеска в глазах.

Темные, почти черные — под цвет костюма с Савил-Роу[12] — волосы и усы, делавшие его похожим на киноактера. «Как Дуглас Фэрбенкс», — подумала я и покраснела. Тедди улыбался широкой открытой улыбкой, сверкали белые, как у матери, зубы. Наверное, в американской воде есть что-то такое, решила я, отчего зубы становятся белыми, как жемчуг, который Ханна надела поверх золотой цепочки от медальона.

Со странным акцентом, непохожим ни на один из слышанных мной раньше, Эстелла начала рассказывать о последнем бале леди Белмонт, а взгляд Тедди тем временем лениво блуждал по комнате. Заметив, что гость скучает, мистер Фредерик незаметно махнул Ханне, которая откашлялась и немного неестественно спросила:

— Надеюсь, ваша поездка была приятной?

— На редкость приятной, — с привычной улыбкой ответил Тедди. — Хотя боюсь, что родители считают по-другому. В моряки они не годятся. Их мучила морская болезнь с той самой минуты, как мы покинули Нью-Йорк, и до тех пор, пока мы не сошли в Бостоне.

Ханна сделала глоток коктейля и попыталась продолжить светскую беседу.

— И как долго вы пробудете в Англии?

— Что касается меня — боюсь, что недолго. На следующей неделе отправляюсь на континент. В Египет.

— Египет… — расширив глаза, повторила Ханна.

— Да, — засмеялся Тедди. — У меня там бизнес.

— Вы увидите пирамиды?

— В этот раз нет. Всего несколько дней в Каире и дальше — во Флоренцию.

— Отвратительное место, — громко сказал Саймион из второго кресла. — Полным-полно голубей и черномазых. Нет, мне подавай старую добрую Англию.

Мистер Гамильтон протянул руку к бокалу Саймиона, почти пустому, хотя совсем недавно его налили до краев. Я взяла бутылку.