Тем более что подробности никого особо не интересовали. Наступила поздняя ночь, полицейские спешили домой, к женам и теплым постелям. Им было вполне достаточно того, что они уже услышали. Сказать по правде, история самая обычная. Дебора не зря говорила, что в Лондоне, да и во всем мире, множество молодых людей не смогли вернуться к нормальной жизни после того, что увидели и испытали на войне. То, что Робби был поэтом, только добавляло ему непредсказуемости. Творческие люди склонны к неожиданным, отчаянным поступкам.

Появляется наша группа. Берил подхватывает меня и Урсулу и ведет всех в библиотеку.

— Одна из немногих комнат, которую пощадил пожар тысяча девятьсот тридцать восьмого года, — говорит она, деловито постукивая каблуками вдоль по коридору. — По счастливой случайности, уверяю вас. Семья Хартфорд владела великолепной коллекцией старинных книг. Около девяти тысяч томов.

Да уж, не меньше, могу поручиться.

Наша пестрая группа заходит следом за Берил в библиотеку. Все разбегаются по комнате, вытягивают шеи, обозревая высоченный стеклянный купол и доходящие до потолка книжные полки. Любимый Пикассо Робби исчез. Наверное, хранится теперь в какой-нибудь галерее. Сейчас не те дни, чтобы картины великих мастеров висели на стенах простых английских домов, пусть даже и старинных.

После смерти Робби Ханна много времени проводила тут, свернувшись калачиком в старом кресле. Она не читала, просто сидела. Мысленно переживала недавнее прошлое. Одно время она вообще отказывалась видеть кого-либо, кроме меня. Рассказывала мне о Робби, о своих встречах с ним — лихорадочно, одержимо. Эпизод за эпизодом, во всех подробностях. И каждый рассказ заканчивался одной и той же жалобой.

— Я любила его, Грейс, — говорила Ханна так тихо, что я едва слышала.

— Знаю, мэм.

— Я просто не могла… — Она поднимала на меня лихорадочно блестящие глаза. — Не могла позволить…

Сперва Тедди спокойно отнесся к тому, что жена замкнулась в себе. Немудрено — после того, что она видела. Но по мере того, как шла неделя за неделей, ее нежелание взять себя в руки — а где же знаменитая британская сдержанность? — начало его волновать.

Каждый по-своему представлял, как должна вести себя Ханна, как вернуть ей нормальное настроение. Однажды вечером, после ужина, за столом собрался настоящий семейный совет.

— Ханне нужно новое хобби, — заявила, закуривая, Дебора. — Увидеть, как человек застрелился на твоих глазах — это, несомненно, шок, но ведь жизнь продолжается.

— А что за хобби? — спросил Тедди.

— Например, бридж, — предложила Дебора, стряхивая пепел. — Хорошая игра взбодрит кого угодно.

Эстелла, которая приехала в Ривертон «оказать посильную поддержку», согласилась, что Ханну надо отвлечь, но предлагала другое средство: ребенок. Что еще женщине нужно? Тедди пора как следует постараться.

Тедди не спорил. И приняв безучастность Ханны за согласие, сделал все от него зависящее.

К радости Эстеллы, через три месяца доктор объявил Ханну беременной. Вопреки ожиданиям, она не отвлеклась, а еще больше погрузилась в себя. Даже меня звала все реже и реже, рассказывала все меньше и меньше. Я расстроилась: мне казалось, наши разговоры по душам помогут Ханне рано или поздно вернуться к людям, покинуть свою добровольную ссылку. Но мечтам не суждено было сбыться.

Даже наоборот. Ханна отдалилась от меня еще больше: одевалась сама, а если я предлагала помощь, поглядывала странно, с необъяснимой злостью. Я пыталась разговорить ее, твердила, что она ни в чем не виновата, что никто не сумел бы спасти Робби, но Ханна лишь молча мерила меня непонятным взглядом. Будто не понимала, о чем это я, или — еще хуже — считала, что я не вправе разговаривать на эту тему.

Последние месяцы она бродила по дому, как привидение. Одно слово — мистер Фредерик вернулся, ворчала Нэнси. Тедди забеспокоился еще больше. В конце концов, речь теперь шла не только о Ханне. Его дитя, его сын, продолжатель рода Лакстонов, был достоин большего. В дом приглашали одного врача за другим, и все они, еще не забывшие недавней войны, повторяли одно и то же: состояние Ханны вполне естественно для человека, испытавшего шок.

Один из докторов после консультации отвел Тедди в сторону и сказал:

— Самый настоящий шок. Интересный случай: ваша жена полностью отстранилась от всего окружающего.

— И как ее вылечить?

Доктор сочувственно покачал головой.

— Я бы и сам заплатил, чтобы узнать.

— Деньги — не проблема, — кратко информировал Тедди.

— Там ведь была еще одна свидетельница, — уточнил врач.

— Да, сестра моей жены.

— Сестра, — что-то записывая, повторил врач. — Прекрасно. Они близки?

— Очень.

Доктор поднял палец.

— Привезите ее сюда. Разговор: вот лекарство от такого рода состояния. Вашей жене необходимо говорить с человеком, испытавшим то же самое.

Тедди последовал совету и несколько раз подряд пригласил Эммелин в Ривертон, но она не приехала. Не смогла. Была чересчур занята.

— Не понимаю, как можно так относиться к родной сестре? — спросил Тедди у Деборы однажды вечером. — И это после всего, что Ханна для нее сделала!

— Я бы не волновалась, — ответила Дебора. — Судя по доходящим до меня слухам, даже хорошо, что Эммелин от нас далеко. Поговаривают, она стала на редкость вульгарной. Уходит последней с любой вечеринки. Шляется ни пойми с кем.

Дебора не лгала: Эммелин снова погрузилась в ночную жизнь Лондона, на этот раз с головой. Она стала душой всевозможных вечеринок, снималась в кино: фильмы ужасов, мелодрамы — в основном, в роли обманутой кем-то роковой женщины.

Странно, шептали злые языки, что Ханна так убивается по Робби. Непонятно, почему это она переживает его смерть гораздо тяжелее, чем сестра. Вроде бы поклонника-то потеряла именно Эммелин.

На самом деле Эммелин было не легче. Просто она страдала, как умела. Хохотала без удержу и пила без меры. Говорят, в день ее гибели на Брейнтри-роуд полиция нашла в машине початую бутылку бренди. Лакстоны замяли дело. Если что и можно было купить в то время за деньги, так это закон. Может, и сейчас так. Не знаю.

Ханне сказали не сразу. Эстелла боялась, что это слишком опасно, и Тедди согласился, потому что роды были уже близко. Официальное заявление от имени Ханны и Тедди сделал лорд Гиффорд.

Через день после автокатастрофы Тедди спустился под лестницу. В нашей мрачной кухне он выглядел на редкость неуместно, будто актер, забредший не в свой павильон. Ему пришлось наклонить голову, чтобы не стукнуться о низкий потолок над последней ступенькой.

— Мистер Лакстон, — поразился мистер Гамильтон. — Мы не ждали… — Его голос сорвался, он повернулся к нам. Бесшумно похлопал, поднял руки и замахал ими, как дирижер, подгоняющий музыкантов во время особенно быстрого отрывка. Мы встали и выстроились в неровную линию, заложив руки за спину и ожидая, что скажет Тедди.

А сказал он очень простую вещь. Эммелин попала в автомобильную аварию и разбилась насмерть. Нэнси стиснула за спиной мою руку.

Миссис Таунсенд вскрикнула и, схватившись за сердце, повалилась на стул.

— Бедняжечка моя! Да что же это творится!

— Мы все потрясены, миссис Таунсенд, — кивнул Тедди, обводя нас взглядом. — И все-таки я