— Скажите, пожалуйста, какой предмет, большой или маленький, оказался в вашем распоряжении?
— Большой.
Веки Аделины опустились. Она постаралась скрыть в голосе облегчение и радость.
— И когда вы осуществите поставку?
— Мы немедленно покидаем Лондон. Я приеду в Чёренгорб сегодня вечером.
Вот чего ждала Аделина. Вот чего она до сих пор ждала, расхаживая по бессарабскому ковру, разглаживая юбки, рявкая на прислугу. Она все время думала, как поступит с Элизой.
Элиза пообещала никогда не приближаться к дому и сдержала слово. Но она наблюдала. И обнаружила, что даже когда накопила достаточно денег, чтобы купить билет на корабль и отправиться в далекие края, что-то остановило ее. Словно с рождением ребенка якорь, который Элиза искала всю жизнь, погрузился в землю Чёренгорба.
Ее тянуло к ребенку, словно магнитом, и она осталась. Но Элиза держала обещание, данное Розе, и не приближалась к дому. Она находила укромные места, пряталась и наблюдала. Совсем как в детстве, лежа на полке в крошечной комнатке над лавкой миссис Суинделл, Элиза смотрела, как мир проходит мимо, а она остается неподвижна, выключена из действия.
С потерей ребенка Элиза обнаружила, что оказалась посреди прежнего мира, прежнего «я». Она отреклась от своего права на рождение новой жизни и тем самым лишилась цели. Она почти не писала, сочинила всего одну сказку, которую сочла достойной включения в сборник. Это была история о молодой женщине, живущей в одиночестве в темном лесу, которая из благих побуждений приняла неверное решение и погубила собственную жизнь.
Блеклые месяцы сливались в блеклые годы. Однажды летним утром тысяча девятьсот тринадцатого книга сказок прибыла от издателя. Элиза немедленно отнесла ее в дом, сорвала упаковку и обнаружила внутри переплетенное в кожу сокровище. Она села в кресло-качалку, открыла фронтиспис и поднесла книгу к лицу. От переплета пахло свежей краской и клеем. Но внутри содержались истории, ее драгоценные творения! Элиза переворачивала новые плотные страницы, сказку за сказкой, пока не дошла, до «Глаз старухи». Она прочитала ее целиком и вспомнила тот странный яркий сон в саду, то всеобъемлющее чувство, что ребенок внутри ее важен.
И тогда Элиза поняла: ее дочь должна обладать собственной книгой, она связана с написанной сказкой. Элиза обернула том в коричневую бумагу, дождалась случая и сделала то, чего обещала не делать, — прошла через ворота в конце лабиринта и приблизилась к дому.
Солнечный луч забрезжил между двумя бочками, и сотни пылинок затанцевали в нем. Девочка вытянула палец, пытаясь поймать хоть одну. Сочинительница, утес, лабиринт и мама мгновенно покинули ее мысли. Она смеялась, наблюдая за тем, как близко подлетают пылинки, прежде чем унестись прочь.
Внезапно звуки вокруг изменились, шаги ускорились, голоса зазвенели от возбуждения. Девочка наклонилась в завесу света, прижалась щекой к прохладной древесине бочек и одним глазком посмотрела сквозь доски.
Ей открылись чьи-то ноги, туфли, подолы нижних юбок, хвосты разноцветных бумажных лент, развевающихся на ветру. Хитрые чайки рыскали по палубе в поисках крошек.
Огромный корабль накренился и низко заревел, словно из глубины своего чрева. Девочка затаила дыхание и прижала ладошки к полу. Волна колебаний прокатилась по доскам палубы, достигая кончиков ее пальцев. Мгновение неизвестности — и корабль натужно пошел прочь от пристани. Раздался прощальный гудок, пронеслась волна радостных криков и пожеланий «Bon voyage». Они отправились в Америку, в Нью- Йорк, где родился ее папа.
Они прибыли в Лондон ночью. Пока они добирались от станции до реки, темнота тяжело и густо лежала в складках улиц. Малышка устала — Элизе пришлось разбудить ее, когда они приехали, — но не жаловалась. Она держалась за руку Элизы и спешила за ней.
В тот вечер они поужинали бульоном и хлебом у себя в комнате. Обе устали во время поездки, говорили мало, и только с некоторым любопытством смотрели друг на друга поверх ложек. Девочка спросила о маме и папе, и Элиза ответила, что они ждут в конце путешествия, решив, что эта ложь необходима. Нужно время, чтобы придумать, как сообщить девочке о смерти Розы и Натаниэля.
После ужина Айвори быстро уснула на единственной в комнате кровати, а Элиза села у окна. Она глядела то на темную улицу, по которой ходили деловитые путники, то на спящее дитя, которое иногда шевелилось под покрывалом. Постепенно Элиза придвигалась к девочке все ближе, разглядывая маленькое личико, пока наконец не опустилась осторожно у кровати, так близко, что почувствовала дыхание Айвори на своих волосах и сумела пересчитать крошечные веснушки на щечках. Ах, что за совершенное личико, как хороши кожа Айвори и розовый бутончик губ! То самое лицо, с его мудрым выражением, которое Элиза видела в первые дни жизни ребенка, которое с тех пор часто являлось ей во сне.
Элизу охватило побуждение, потребность, любовь столь мощная, что каждая частица ее «я» наполнилась уверенностью. Словно ее тело узнало ребенка, которому она подарила жизнь, так же просто, как узнавало собственную руку, лицо в зеркале, голос во тьме. Элиза как можно осторожнее легла на кровать и свернулась клубочком, чтобы обхватить спящую малышку. Совсем как в далекие времена в другой комнате обхватывала теплое тело своего брата Сэмми.
Элиза наконец обрела дом.
В день отплытия Элиза с девочкой пораньше отправились за покупками. Элиза купила кое-что из одежды, щетку для волос и чемоданчик, чтобы все сложить. На дне чемоданчика она спрятала конверт, в котором лежало несколько банкнот и листок бумаги с адресом Мэри в Полперро — всегда лучше перестраховаться. Чемоданчик был детским, и Айвори пришла от него в восторг. Девочка крепко держала его, пока шла с Элизой по переполненному доку.
Движение и шум царили повсюду: свистели тягачи, гудел пар, краны поднимали на борт детские коляски, велосипеды и фонографы. Айвори засмеялась, когда они прошли мимо вереницы блеющих коз и овец, которых загоняли в трюм корабля. Она была одета в лучшее из двух платьиц, которые ей купила Элиза, и выглядела в точности как маленькая богачка, пришедшая проводить тетю в долгое морское путешествие. Когда они дошли до трапа, Элиза протянула билет офицеру.
— Добро пожаловать на борт, мадам, — произнес он и кивнул, так что его форменная фуражка подпрыгнула.
Элиза кивнула в ответ.
— Какое счастье, что я купила билет на ваше чудесное судно! — произнесла она. — Моя племянница вне себя от радости. Смотрите, она даже принесла свой игрушечный чемоданчик!
— Вы любите большие корабли, маленькая мисс?
Офицер опустил взгляд на девочку.
Айвори кивнула и мило улыбнулась, но ничего не сказала. В точности как ей велела Элиза.
— Офицер, — произнесла Элиза, — мой брат и невестка ждут нас в доке. — Она махнула рукой в сторону собирающейся толпы. — Надеюсь, вы не рассердитесь, если я на минутку возьму на борт свою маленькую племянницу, чтобы показать ей мою каюту?
Офицер взглянул на очередь пассажиров, которая змеилась вдоль дока.
— Мы недолго, — пообещала Элиза. — Это очень важно для ребенка!
— Думаю, можно, — разрешил он. — Только не забудьте вернуть ее. — Он подмигнул Айвори. — Мне кажется, ее родители будут скучать, если она уедет из дома.
Элиза взяла Айвори за руку, и они поднялись по трапу.
Повсюду были люди. Слышались оживленные голоса, плеск воды, вой сирен. Судовой оркестр играл на палубе бойкую мелодию, горничные сновали во все стороны, почтовые мальчишки
