— Веришь или нет, но тайный сад очень важен для Кристиана. Он играл в нем ребенком.

— И пылкая страсть к саду объясняет, почему он завтра везет тебя в Полперро.

— Простая любезность. Он добрый человек. Я тут ни при чем, никаких особых чувств он ко мне не питает. Я ему вовсе не нравлюсь.

Руби глубокомысленно кивнула.

— Конечно, ты права. В смысле, было бы чему нравиться.

Кассандра глянула в сторону, невольно улыбаясь.

— Так, — она прикусила нижнюю губу, — по-твоему, он красив?

Руби усмехнулась.

— Сладких снов, Кассандра.

— Спокойной ночи, Руби.

Кассандра задула свечу, но полная луна не дала комнате погрузиться в темноту. Серебристая пленка, гладкая и тусклая, как застывший воск, разлилась по всем поверхностям. Кассандра лежала в полумраке и мысленно перебирала фрагменты головоломки: Элиза, Мэри, Роза и, время от времени, совсем не к месту, Кристиан, который поймал ее взгляд прежде чем отвернуться.

Через пару минут Руби тихо засопела. Кассандра улыбнулась. Могла бы и догадаться, что Руби легко засыпает. Она закрыла глаза, ее веки отяжелели.

Море бурлило у подножия утеса, деревья шептали на полночном ветру, Кассандра тоже скользнула в сон…

…Она была в тайном саду, сидела под яблоней на мягчайшей траве. День был очень теплым. Пчела прогудела в яблочном цвету, зависла и уплыла прочь с ветерком.

Она испытывала жажду, хотела пить, хотя бы воды, но рядом ничего не было. Она протянула руку, пытаясь встать, но не смогла. Ее живот был большим и раздутым, кожа под платьем натянулась и чесалась.

Она была беременна.

Как только она это поняла, ощущение стало знакомым. Она чувствовала, как тяжело бьется сердце, чувствовала тепло кожи, а потом ребенок начал пинаться…

— Касс.

…пинаться так сильно, что ее живот съехал в сторону, и она положила руку на его выпуклость, пытаясь поймать маленькую пяточку…

— Касс.

Она открыла глаза, увидела лунный свет на стенах, услышала потрескивание плиты.

Руби, опираясь на локоть, похлопывала ее по плечу.

— Все в порядке? Ты стонала.

— Все нормально. — Кассандра села и пощупала живот. — О господи. Мне приснился престранный сон. Я была беременна, на очень позднем сроке. Мой живот был огромным и тугим, и все было таким ярким. — Она потерла глаза. Я сидела в огороженном саду, и ребенок пинался.

— Это все наши разговоры о ребенке Мэри, о Розе, о золотых яйцах, все перемешалось.

— Не говоря уже о вине. — Кассандра зевнула. — Но сон был таким реальным, совсем как наяву, мне было ужасно неудобно и жарко, а когда ребенок начал пинаться, еще и очень больно.

— Прелестная картина беременности, — заметила Руби. — Хорошо, что я никогда не пробовала.

Кассандра улыбнулась.

— В последние месяцы не слишком весело, зато потом воздается сторицей. В тот миг, когда на твоих руках оказывается новая крошечная жизнь.

Ник плакал в родильном зале, а Кассандра не плакала. Она слишком принадлежала настоящему, была частью удивительного мгновения. Слезы — это выход на второй уровень чувств, способность выйти за рамки событий и посмотреть на них со стороны. Для этого опыт Кассандры был слишком свежим. Она горела от головокружительного ликования. Словно стала лучше слышать, лучше видеть, чем когда-либо прежде. Она слышала, как бьется ее пульс, как гудят лампы над головой, как дышит ее дитя.

— Вообще-то я однажды была беременна, — сказала Руби. — Но всего минут пять.

— Ах, Руби. — Кассандру охватила жалость. — Ты потеряла ребенка?

— Можно и так сказать. Я была молода, мы совершили ошибку и пришли к выводу, что рано через это проходить. Я решила, что впереди полно времени, чтобы наверстать. — Она пожала плечами, разглаживая спальный мешок на ногах. — Вот только когда я стала готова, в моем распоряжении больше не было необходимого компонента.

Кассандра склонила голову набок.

— Спермы, моя дорогая. Не знаю, может, лет до сорока меня мучил непрерывный ПМС, но почему-то мне никак не удавалось найти общий язык ни с одним из множества живущих на свете мужчин. Когда я встретила парня, с которым смогла жить, поезд уже ушел. Мы какое-то время пытались, но, — она пожала плечами, — что ж, с природой не поспоришь.

— Мне очень жаль, Руби.

— Зря. Я прекрасно справляюсь. У меня есть любимая работа и добрые друзья. — Она подмигнула. — К тому же ты видела мою квартиру. Так что мне повезло. Там кошке негде повернуться — правда, кошки у меня нет.

Кассандра улыбнулась.

— Надо строить жизнь из того, что есть, а не из того, чего не хватает. — Руби снова легла и поудобнее устроилась в спальном мешке, натянув его на плечи. — Бай-бай.

Кассандра еще немного посидела, глядя, как тени танцуют на стенах, и размышляя о словах Руби. О жизни, которую она, Кассандра, построила из тех, кого ей не хватало. Нелл поступила так же? Бросила жизнь и семью, которые у нее были, чтобы сосредоточиться на людях, которых у нее не было? Кассандра легла и закрыла глаза, позволив ночным звукам заглушить беспокойные мысли. Дыхание океана, волны, разбивающиеся об огромную черную скалу, животные на крыше, верхушки деревьев, шелестящие на ветру…

Коттедж — уединенное место, изолированное днем, еще больше — с наступлением темноты. Дорога не доходит до самого верха утеса, ворота в тайный сад закрыты, а за ними лежит лабиринт, через который непросто пройти. В таком месте можно годами не видеть ни одной живой души.

От внезапной мысли Кассандра задохнулась и села.

— Руби, — прошептала она, затем сказала громче: — Руби!

— Я сплю, — донесся неразборчивый отклик.

— Но до меня только что дошло.

— Все равно сплю.

— Я знаю, зачем они построили стену, зачем Элиза уехала. Вот почему мне приснился сон — подсознание все поняло и попыталось мне объяснить.

Вздохнув, Руби перекатилась на другой бок и оперлась на согнутую руку.

— Твоя взяла, я проснулась, только что.

— Здесь жила Мэри, когда была беременна Айвори. Здесь, в коттедже. Вот почему Уильям не знал, что она беременна. — Кассандра наклонилась к Руби. — Вот почему Элиза уехала: Мэри заняла ее место. Служанку спрятали в коттедже и построили стену, чтобы никто ее случайно не увидел.

Руби потерла глаза и села.

— Коттедж был клеткой до тех пор, пока не родился ребенок и Роза не стала матерью.