его сердце сжималось от боли.
Он не знал, почему это происходит с ним, но он догадывался, что взрыв эмоций был результатом подавления природных инстинктов в течение многих лет.
Они возвращались домой молчаливые и ошеломленные своей неугасающей страстью.
— Отдыхай, — сказал Мартин, прощаясь с Ренатой у двери ее комнаты. — Спи столько, сколько позволит тебе Ник. Спокойной ночи.
Он наклонился и поцеловал ее в губы. Проникновенным взглядом посмотрел ей в глаза, дотронулся до ее щеки, словно не веря в то, что было сейчас между ними, и тихо удалился.
Утром Рената подхватила Ника и, сияя от счастья, спорхнула как на крыльях вниз. Рената безгранично верила Мартину, верила в то, что он любит ее, и их взаимная любовь проникла глубоко в ее сердце, придав ее жизни новый смысл.
В кухне на столе она обнаружила записку Мартина, в которой он обещал вернуться к ланчу. Позавтракав и покормив Ника, Рената вызвалась помочь миссис Скотт испечь ореховый торт, но повариха выпроводила ее на улицу «подышать свежим воздухом».
— Нельзя же держать ребенка все время при себе, — сказала она, глядя на улыбающегося младенца. — Если вы пойдете по тропинке к лесу, то, возможно, встретите мистера Мартина, он как раз будет возвращаться с фермы.
Рената засмеялась.
— Вас не обманешь.
— Что ж я, слепая? Поторопись, девочка, не то опоздаешь!
Рената поцеловала сына и весело помахала рукой миссис Скотт. Выйдя из дома, она продолжала улыбаться, жизнь здесь казалась ей сказкой.
С Мартином, подумала Рената, любое место покажется раем. Но все-таки здесь… Она понимала, насколько непросто ему было решиться сделать ей предложение. Должно быть, он уверен, что любит ее. И это чувство, очевидно» возникло у него так же внезапно,
Брак. Рената глубоко и радостно вздохнула. Она самая счастливая женщина на земле! Она брела по лесной тропинке, мечтая о безоблачном будущем, которое ждет их с Мартином. Вскоре на ее пути оказалась небольшая лачуга. Рената открыла дверь и вошла.
Не успела она осмотреться, как снаружи послышался стук копыт и голос мужчины, говорившего на незнакомом Ренате языке. Стук копыт стал замедляться и вскоре смолк.
Рената осторожно выглянула в пыльное оконце. Около тревожно пофыркивающего Черной Молнии стоял мужчина. У него были такие же темные волосы, как у Мартина, только они были значительно длиннее и перехвачены тонким черным шнуром. Незнакомец был старше и худее Мартина, но у него была та же горделивая осанка и те же темно-карие проницательные глаза.
К удивлению Ренаты, мужчина сумел успокоить жеребца, пошептав ему что-то на ухо. И Черная Молния стал тыкаться мордой в шею мужчины, словно лаская его.
Заинтригованная необычайным сходством незнакомца с Мартином, Рената уже собралась выйти из своего укрытия и спросить, кто он такой, но жеребец вдруг замер, а мужчина чуть наклонил голову, как бы прислушиваясь к чему-то.
Рената услышала быстрые шаги. На тропинке показался Мартин, но крик радости замер у Ренаты на губах, когда она увидела его лицо.
Он узнал его с первого взгляда. Это был его отец. Мартин остановился, словно налетев на невидимую стену.
Его охватило такое волнение, что он не мог говорить. Они оба молча стояли друг против друга, потрясенные этой встречей.
Первым пришел в себя отец. Он почтительно склонил голову и произнес низким, глубоким голосом:
— Доброе утро, сэр. Это ваша лошадь? Великолепное животное. Немного испугался. Но сейчас он в порядке.
— Том… — хрипло произнес Мартин, у него дрожал голос, в глазах стояли слезы, а сердце сжималось от мучительной тоски.
Почтительное уважение исчезло с лица мужчины. Он гордо вскинул голову и сразу стал казаться выше. Мартину показалось, что в его глазах сверкнула острая тоска.
— Стало быть, ты знаешь? — мягко сказал Том.
Мартин молча кивнул, и по его щеке покатилась одинокая слеза.
Мужчины бросились друг к другу, крепко обнялись и стояли так несколько секунд. Когда они, наконец, разжали объятия, Мартин увидел на глазах отца слезы.
— Отец! — задыхаясь от нахлынувших эмоций, воскликнул он. В горле стоял ком, мешавший Мартину справиться с радостным волнением. К Эдварду он никогда не испытывал таких чувств. — Ты вернулся!
— Я не хотел, чтобы ты видел меня.
— А я рад, что это случилось, — искренне ответил Мартин.
— Я тоже, хотя это может вызвать проблемы. По правде, я приехал увидеться с твоей матерью, пока она жива. После этого я опять исчезну.
— Почему?! — воскликнул Мартин, не желая терять его.
— Ты знаешь, сынок, почему.
— Я хочу лучше узнать тебя…
— Узнаешь. Всему свое время. Как думаешь, она примет меня?
Мартин улыбнулся.
— С распростертыми объятиями. Она все еще любит тебя, — мягко сказал он.
Том печально улыбнулся.
— Я думал об этом. Она говорила, что я дикий бродяга, но я-то знал… Любовь ни с чем не спутаешь. Все остальное перестает существовать.
— Но… если ты знал, почему ушел от нее?
— Потому что она так хотела, — тихо ответил Том. — А я был готов выполнить любое ее желание. Это была самая тяжелая минута в моей жизни, — добавил он, — когда я вынужден был бросить женщину, которую любил больше жизни, и ребенка, еще не родившегося.
Том осторожно провел рукой по лицу и груди Мартина, словно пытаясь убедить себя, что это его сын и они, наконец, нашли друг друга. Мартин схватил его руку и сжал ее. Отец и сын улыбнулись, немного смутившись своих сильных эмоций.
— Ты индеец, — сказал Мартин.
— Ты не стесняешься этого?
— Меня интересуешь ты, а не твоя кровь. Том улыбнулся.
— Ты похож на меня. В тебе тоже есть страсть и необузданность. Я вижу огонь в глубине твоих глаз.
— Я уже лучше понимаю себя, — медленно произнес Мартин. — Теперь я знаю, почему мне необходимо ощущение свободы. Почему я ненавижу рутину.
— А, все мы имели крылья! Только индейцы помнят, что это такое — летать, — с улыбкой сказал Том.
Мартин подумал, что ему известен кое-кто, кто и сейчас умеет летать, умеет удивляться окружающему миру и наслаждаться каждым мгновением жизни. Это был маленький Томми.
— У меня есть сын, твой внук, его назвали в честь тебя. Очень свободолюбивый ребенок, — радостно сказал Мартин. — Я хочу, чтобы вы обязательно познакомились.
— Я видел его. Отличный парень. И о тебе, Мартин, я слышал только хорошее. — Том ухмыльнулся, увидев вопросительный взгляд сына. — Я умею быть незаметным. Сидел в салуне, нахлобучив на глаза шляпу и подняв воротник, и слушал разговоры. Ты сделал здесь много полезного, и я горжусь тобой. Живи и будь счастлив. Жизнь у нас всего одна.
— Я знаю! — горячо воскликнул Мартин. — Мама говорит то же самое. Я хочу быть самим собой и добиваться того, чего хочу.