— Ну конечно. Чего еще может желать благоразумная маленькая еврейка? Колледж уже выбрала?

— Принстон.

— Если могу чем-нибудь помочь, только скажи.

— Обойдусь.

— Без вопросов. Может, рекомендация нужна? — Вайверн захлопнул портсигар. — Ты даже ничего не хочешь спросить? Я мог бы объяснить, почему Вселенная состоит из материи, а не из антиматерии. Или почему электрон несет свой заряд. Мог бы объяснить…

— Да, есть, пожалуй, один вопрос.

— Давай.

— Моя мама…

Вайверн слегка прикрыл веко, и пламя фонаря потускнело.

И сам он сделался каким-то прозрачным.

— Так или иначе, все упирается в нее, правда?

— Почему она так безразлична к людям? — Весенний ветерок высушил слезы Джули. — Зачем все эти эпидемии и землетрясения?

Последний поворот ключа — и тело Вайверна превратилось в едва различимую туманную дымку. Погасший фонарь упал, зарывшись в песок.

— Все эти грязевые потоки, да?

— Да. Грязевые потоки.

— Знаешь, ответ довольно прост. — В сумраке ночи светились лишь два красных глаза.

— Правда? Так объясните, почему Бог допускает Зло? Теперь даже глаза исчезли, остались лишь фонарь и непроглядная ночь.

— Да потому, что власть развращает, — прозвучал бестелесный голос Вайверна. — А абсолютная власть развращает абсолютно.

Вначале твоя мама сотворила небо и землю. «Пусть вся вода, что под небесами, соберется вместе», — решила она.

Так получился Атлантический океан. И вот его благословенные воды омывают тебя, ты опускаешься все глубже, глубже, на самое дно залива, к заветной подводной пещере и ее обитателям, твоим тайным маленьким друзьям. Пузырьки воздуха щекочут щеки, подводные течения вздымают волосы. Ты полной грудью с наслаждением вдыхаешь драгоценный кислород пролива Абсекон. Это единственное чудо, на которое тебе удалось уболтать папу.

— А если я свалюсь в залив с привязанным к ногам камнем? — как-то спросила ты. — Мне можно будет дышать водой?

Отец так нахмурился, что у него сошлись брови.

— Придется, наверное, — сказал он. — Хотя, Джули, маловероятно, что ты свалишься в залив с привязанным к ногам камнем.

— Если мне все-таки разрешается дышать водой вместо того, чтобы позволить себе утонуть, то можно иногда я буду делать это просто так, чтобы развлечься? Ну пожалуйста, папочка, мне так хочется посмотреть, что там внизу.

Он целую минуту молчал, потом спросил:

— Это будет выглядеть так, словно ты задерживаешь дыхание?

— Ну конечно. Точь-в-точь будто я задерживаю дыхание.

— Что ж…

Ты победила! Теперь у тебя будут жабры. Но в отношении других способностей — оживления крабов и всего такого — папа был несгибаем: тебе строго-настрого запрещалось их использовать. Это правило — часть тебя самой, оно запечатлено пощечиной на лице подобно тому, как иудейский Бог запечатлел, то есть вырезал Закон на каменных скрижалях.

— У нас в школе есть класс глухих. Четырнадцать глухих ребят.

— Вот бедняжки.

— Я им не стану помогать.

— Умница.

— Даже думать об этом не буду. И Ронни Тринглу тоже, он у нас в инвалидной коляске ездит.

Вот ты и на дне. Между пальцами ног струится прохладный песок, угрюмый угорь, скользкий и черный, как кровяная колбаса, тычется тебе в живот и пощипывает купальник, подаренный папой на день рождения.

Как же было замечательно, когда праздновали твое десятилетие! Только вот мама ничего не прислала, даже плохонькой открытки. Феба подарила свитер, разрисованный крадущимися кошками, тетя Джорджина заявилась с целым ворохом отпадных безделушек от Смитти Смайла: гвоздикой с брызгалкой, солнцезащитными очками с дворниками, шляпой с тульей в виде подставки для кувшина и длинной пластиковой соломинкой, чтобы можно было пить колу, даже катаясь на велике.

Извиваясь, как тюлень, ты заплываешь в пещеру. Тебе не нравится быть пухленькой: ну совсем как кабачок, а так хочется быть морковкой. Вот Феба — точно морковка.

Твои питомцы здесь, сползаются и подплывают к тебе, с готовностью подставляя спинки, чтобы их погладили. Случайно ты ловишь обрывки их мыслей. Камбала проголодалась, звезда хочет, чтобы у нее были детки, паникер-омар, как всегда, чем-то встревожен.

«Привет, Джули», — телепатирует губка Аманда. «Нам нельзя разговаривать», — отвечаешь ты. «Почему?» — «Это похоже на чудо». — «Поговорить с обычной губкой — это тебе не солнце остановить», — возражает Аманда. «И все-таки лучше не стоит».

Ты скользишь дальше, все глубже и глубже в шоколадно-ледяную тьму.

Как-то, с год назад, вы с папой сидели на тахте и листали альбом шедевров живописи. На твоей любимой картине «Рождение Венеры» в огромной ракушке гребешка стояла женщина с длинными волосами такого же цвета, как начинка из тыквенного пирога «Тейстикейк». И тогда ты решила, что именно вот так к тебе приплывет когда-нибудь твоя мама. Здесь, на дне пролива Абсекон, раскроется гигантская ракушка и из нее выберется Бог, поднимется на поверхность и начнет расспрашивать людей: «Вы не знаете, где живет моя девочка, Джули Кац?» — «Да, да, она ждет вас. Отправляйтесь к маяку на мысе Бригантин». Каждый вечер перед сном воображение рисует тебе одну и ту же картину: на пороге домика появляется Бог, с белого мокрого платья стекает вода, волосы собраны сзади узлом и переплетены лентами из водорослей. «Джули?» — «Мама?» — «Джули!» — «Мама!» Потом мама с папой женятся, и вы все вместе живете на маяке, что расположен как раз над пещерой с морскими питомцами.

Однажды на полу пещеры что-то забелело. Ты осторожно потрогала ногой — что-то твердое, похороненное под слоем песка. И ты принялась разгребать песок. Так надеялась, что обнаружишь сейчас нечто такое… Будешь копать и копать, пока на поверхности не покажется та самая гигантская ракушка, и она откроется, и из нее…

Увы, перед тобой не врата в райскую обитель, а череп, белая безжизненная маска, как те, в которые наряжаются на Хэллоуин. Пустые глазницы, безгубый оскал. Ты продолжаешь копать. И вот леденящая душу находка полностью предстает твоему взору, каждая косточка на месте. Тебя пронимает дрожь. Это, наверное, моряк с одного из тех кораблей, о которых часто рассказывал папа. Бедняга пошел ко дну вместе с «Уильямом Роузом» или «Люси II». Ты сжимаешь костяную длань, грубую и холодную, как коралл, жмешь все крепче, крепче…

Оживлять нельзя. Они все ждут от тебя чуда. Совершишь чудо, и тебя заберут.

Возвращение требует большой осторожности. Всплывать сразу нельзя. Если спасатели увидят ребенка на опасной глубине, они такой трам-тарарам устроят! Поэтому ты медленно бредешь по дну, пока над головой не появляются чьи-то ноги, болтающиеся в воде, словно корни кувшинок.