схватила Билла за пиджак и с силой оттащила от старика.
— Прочь от моего отца! Оставьте его в покое!
Билл отшатнулся, потрясенный ее грубостью, а она упала на колени, протиснулась между ним и отцом, прильнула щекой к лицу старика, гладила его рукой по голове и что-то говорила низким, воркующим голосом, повторяя одни и те же звуки снова и снова.
Билл недолго постоял, пока не улеглись обида и злость, потом поправил пиджак и быстро пересек комнату, чтобы прикрыть дверь. Мадам Бенгана стояла в дверях кухни и смотрела то на него, то на дочь, на лице ее застыли смущение и страдание. Билл подошел к ней, обнял за плечи и, успокаивая, крепко прижал к себе. Она застенчиво улыбнулась ему в ответ и ушла на кухню. Скоро она вернулась и подала Биллу стакан заваренного на мяте чая: так она всегда смягчала свою беспомощность. Они молча стояли рядом, Билл маленькими глоточками пил чай, а мадам Бенгана примирительно улыбалась и смотрела на мужа и дочь.
Прошли две или три минуты. Кельтум подняла голову и в упор посмотрела на Билла. Умиротворенное спокойствие мгновенно сменилось на ее лице необузданной злостью. Вскочив на ноги, она выпалила:
— Вы не имеете права делать то, что вы делаете! Не смейте приходить к нам! Вы расстраиваете моего отца! — Она подбежала к нему и остановилась, сверкая глазами. — Не смейте вмешиваться в наши дела! Смерть моего брата касается только нашей семьи. Какое вы имеете к этому отношение? — Голова ее буквально тряслась от ярости, разнервничавшаяся мать хотела было что-то сказать ей, но она не дала ей выговорить ни слова и, вне себя от гнева, ткнула в него пальцем.
— Это касается только нас! Нашего народа! Мы сами можем за себя постоять. И мы не нуждаемся в вашей помощи. — Произнося последние слова, она грозно помахала пальцем из стороны в сторону — всем известный жест бескомпромиссного неприятия.
Билл безмолвно смотрел на нее, дрожащую, задыхающуюся, готовую вот-вот разрыдаться. Кельтум, захлебывалась словами, голос звучал на высокой, неестественной ноте. Казалось, она заучила какую-то роль и теперь нервничала, боясь сбиться. И еще было похоже, что она говорила все это не ему лично, а всему враждебному ей миру. С трудом сдерживаемые слезы хлынули из глаз.
— Черт побери, — прошептал он, обращаясь к самому себе, и поставил стакан на сверкающую поверхность нового серванта, сменившего старый, разбитый во время погрома. Мадам Бенгана в отчаянии ломала руки, переводя печальный взгляд с Билла на Кельтум и обратно. Билл коснулся ее руки и быстро подошел к девушке.
— Послушайте, Кельтум, — тихо проговорил он, сделав движение, будто хотел дотронуться до ее руки. Она судорожно отшвырнула от себя его руку, словно это было какое-то отвратительное насекомое. Билл опустил руку и начал сызнова: — Послушайте, Кельтум, этот разговор был нужен вашему отцу. Если же я слишком заговорился и утомил его, простите меня. Это больше не повторится. — Он взглянул на Сиди Бея, старик спал. — А что касается того, что, как вы сказали, гибель Ахмеда не имеет ко мне никакого отношения… — Билл понизил голос до шепота, — то Богу известно, как я уважаю ваши чувства на этот счет… но все же вы не правы. Это мое дело по множеству причин. Какие-то вы знаете, — голос его звучал почти неслышно, — а другие — нет.
Когда он произносил эти последние слова, девушка бросила на него проницательный, настороженный взгляд. Она явно ждала продолжения.
— Вам ведь известно, как и когда мы встретились с Ахмедом. Он тогда, возможно, спас мне жизнь.
— Разумеется, знаю, — опустила глаза Кельтум. — Это часть нашего семейного фольклора. Хотя, по- моему, вы и Ахмед слишком драматизировали это событие. С чего вы взяли, что те ребята в самом деле собирались убить вас?
— Я могу сказать вам, — покачал головой Билл, — только одно: я видел выражение лица подонка, который избивал меня. И ваш брат видел. — Он говорил тихо и спокойно. — И потом, на военной службе, я видел то же самое на лицах людей, совершавших убийства. Всегда и везде это выражение. Вы не видели его, Кельтум, а я видел. Позвольте людям плыть по течению — без законов, без всяких правил, и весь мир наполнится сбродом, ждущим благоприятного случая. Так вот, тогда несколько дней в стране не было никаких правил, и очень-очень многие ждали своего часа. — Кельтум стояла, опустив глаза, и молчала. — Бросившись мне на помощь, Ахмед рисковал своей жизнью, — продолжал Билл. — А теперь отвечу на вопрос, который вижу в ваших глазах. Я подвел Ахмеда, когда он нуждался в моей помощи, очень нуждался, не меньше, чем я в тот страшный день. Я хочу искупить свою вину перед ним, Кельтум. Если смогу.
— Как?
Билл заглянул в ее непримиримые глаза и покачал головой.
— Когда-нибудь я вам, возможно, расскажу все, а сейчас не мешайте мне делать то, что я должен, — ради вашего отца.
Руки ее сжались в кулаки, она зажмурилась и замотала головой.
— Нет! Исполните мою просьбу. Пожалуйста!
Он попытался взять ее за руку, но она вырвалась и прижала кулаки к груди. Билл взглянул на мадам Бенгана и продолжал:
— Не могу, Кельтум. Пожалуйста, поверьте мне. Ваш отец попросил меня сделать то, что я сейчас делаю, для его же успокоения. Ни он, ни я не сомневаемся, что вы очень любите его. Видит Бог, мы все это понимаем. Но сейчас в первую очередь нужно выполнять его желания. Это самое главное. — И, не сводя глаз с Сиди Бея, он почти вплотную подошел к девушке. — Ваш отец умирает, Кельтум, и я должен успеть выполнить свое обещание. Я сделаю все что смогу, не оскорбив при этом ваших чувств, но его желания — прежде всего. Если же он попросит меня прекратить, вот тогда я остановлюсь. Не раньше. Понимаете, Кельтум?
Девушка стояла не шевелясь и пристально смотрела ему в глаза, лицо нервно подергивалось, она пыталась справиться с бурными эмоциями, и, когда ей это наконец удалось, она заговорила.
— Вы совершенно ничего не поняли, да, Билл? — Его потрясла горечь, звучавшая в ее голосе. — Мы не хотим именно вашей помощи. Вы часть того мира, который сгубил Ахмеда. Даже мой отец не понимает этого. Нет никакой необходимости выяснять, почему Ахмед так умер. Само ваше присутствие здесь… сейчас… — Она сердито ткнула пальцем в пол, туда, где стояли его ноги. — Вы заблуждаетесь! Вообразили, что вы здесь свой, и никак не можете уяснить, что вы чужак, что вам здесь не место!
Какое-то мгновение он смотрел на нее, ошеломленный этими словами.
— Это очень обидно, Кельтум. Но если таковы ваши чувства, пусть будет по-вашему. Я больше не приду сюда.
Ее глаза загорелись. Она собралась было что-то сказать, но он прервал ее:
— После того как сделаю то, что обещал Сиди Бею. Вот тогда я навсегда исчезну из вашей жизни, если уж вам так хочется. А пока, раз я обещал помочь, я…
— Обещали помочь? — Глаза Кельтум горели яростью.
— Вот именно, — кивнул он и пожал плечами.
— Ха! — вскричала она, словно поймала его на лжи. — Ну что вы за человек! Богач, учились в лучших школах, ко всему еще белый, и при этом воображаете, что все понимаете. Билл, как до вас не доходит, что нам незачем слушать таких людей, как вы? Мы ждали, верили, что кто-то где-то собирается нам помочь. И что это нам дало? Да ничего! — Она стремительно полоснула в воздухе пальцем, задыхаясь от волнения, а когда вновь заговорила, голос звучал уже тише, чуть насмешливо. — И вы даже хотите помочь решить наши семейные проблемы. Но нам надоело зависеть от чужаков…
Он протестующе поднял руку и помахал ею.
— Вам, Кельтум, — мягко возразил он, — а не нам. Думайте обо мне что хотите, но только не говорите, что и ваш отец так считает. Он еще не умер.
Она снова заплакала и тряхнула головой, глядя в пол.
— Ему следовало бы доверять нам. Если он на самом деле хочет узнать, что произошло с Ахмедом, он должен спросить у имама.
— У Бухилы? — Билл рассмеялся, но заглянул в ее глаза и осекся. — Что вы имеете в виду? Бухила так хорошо знал Ахмеда?
— Разумеется. И пытался помочь ему. Он все понимает и поэтому хочет помочь нам. Он и отцу бы