нужна нашей родине.

— И из-за этого мы истребили миллион афганцев?

Ну, это не так уж и много.

— Конечно, если вы не один из них.

— Но вы-то, майор, советский человек, — Зейсан свирепо глянул на майора, потом обратился к Каурову. — Скоро у вас, прапорщик, будет возможность уничтожить еще больше врагов.

— Так точно, товарищ полковник, — решительно отозвался прапорщик. О таких как он говорят, что природа над ним долго не мудрила. — Я с нетерпением жду, когда мы с вами пойдем в бой.

Губы прапорщика растянулись в подобии улыбки. Но сквозь эту улыбку проглядывало… Презрение? Не может быть. Прапорщик был образцом учтивости и послушания. Но если это и было презрение, оно относилось к майору.

Полковник обернулся на чей-то голос.

— Полковник, вертолеты просят разрешения начать операцию по смене, — сказал офицер связи, показавшийся из люка танка.

— Разрешаю.

Согласно разработанному Зейсаном плану, вертолеты должны были вести непрерывный огонь. Но нужно пополнять запасы горючего. Зейсан хотел, чтобы огневая мощь не ослабевала, поэтому остановился на системе смен. Треть машин уходила на базу для заправки и пополнения боекомплекта. Когда машины снова возвращались на позиции, на базу уходила следующая смена и так далее. Это гарантировало Зейсану постоянное превосходство в силе огня.

Кажется, я продумал все до мелочей, — успокаивал он себя. — Теперь все решит время.

Рэмбо снова споткнулся и потерял равновесие. Чтобы не выронить носилки с Траутмэном, он упал на колени.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала Мишель.

— Когда стемнеет. — Он с трудом разлепил пересохшие губы и посмотрел на заходившее солнце. Оно уже коснулось гор. Казалось, что это не солнце, а огромный заполненный кровью шар, готовый вот-вот лопнуть.

Ныли руки, натруженные носилками. Рэмбо выпрямил колени и потянулся, с ужасом прислушиваясь к похрустыванию суставов.

В предгорьях ревели вертолеты.

— Вперед!

Склон стал еще круче. Деревья попадались все реже. Слой почвы был тонок, сквозь него проступали камни. Рэмбо приблизился к гребню гряды, предупредив всех остальных, чтобы не высовывались из-за выступов скал. Увидел вертолеты, усеявшие в предгорьях все небо.

Они кружили, как стервятники, постепенно забираясь все выше в горы и поливая огнем все вокруг. На винтах вертолетов играли блики заходящего солнца. Оно постепенно садилось, и отблески гасли один за другим. Одна из машин выпустила ракету, тянувшую за собой дымящийся след. Она точно ножом срезала деревья на своем пути и взорвалась на краю обрыва.

Рэмбо показалось, что ракета угодила как раз туда, где находился их лагерь. Деревья охватило пламя, ярко расцветившее сгущавшиеся сумерки. Солнце уже закатилось, и на фоне закатного зарева было отчетливо видно, как из-под брюха одной из машин выползло желтое облачко. Ядовитый газ.

Рэмбо захлестнула ярость. Эти парни не брезгуют ничем, с горечью думал он.

Пламя бушевавшего в предгорье пожара разогнало сумерки. Вспышки взрывов напоминали огни фейерверка. Прожектора вертолетов тщательно обшаривали окрестности.

— Может, отдохнешь? — спросил Муса.

Рэмбо посмотрел туда, где все было залито светом прожекторов.

— Не сейчас. Вот одолеем тот склон… Муса что-то пробормотал.

— Что?

— Ты убьешь себя.

— Ну, что ж, если так надо…

Он увидел, что впереди, кроме редких деревьев, лишь валуны, снова споткнулся и остановился.

Руки тряслись. Он присел на край носилок и попытался распрямить спину. Мышцы пронзила резкая боль. Он сполз на землю.

Мишель спрыгнула с лошади и опустилась рядом.

— Позаботься о полковнике, — сказал Рэмбо.

— Но…

— Черт побери, позаботься о полковнике!

— Ну и упрямый же ты!.. — Она взяла свою сумку и захлопотала возле лежавшего на носилках Траутмэна.

Рэмбо хватал ртом воздух и пытался расслабиться. Его била дрожь. Рядом присела Мишель.

— Он все еще без сознания. Дышит нормально, но пульс слабый, — сказала она.

— Это плохо?

— Я боюсь за него. Возобновилось кровотечение.

— Черт!

— Его лихорадит. Надо бы дать ему немного воды.

Рэмбо подождал, когда пройдет головокружение и подошел к Траутмэну. Муса открыл флягу, поднес горлышко к губам полковника и влил ему в рот воды.

Даже в темноте Рэмбо увидел что почти вся вода вылилась обратно.

— Попробуй еще раз! Полковник, вы должны попить!.. Муса снова влил воды, но и она вылилась.

— Очнитесь, полковник! — сказал Рэмбо.

Полковник не отвечал.

— Очнитесь же!

Траутмэн шевельнулся и приподнял руку. Но она тут же упала на носилки.

— Вы слышите меня, полковник? Вы должны попить.

— Что? — голос Траутмэна был похож на шелест ветра в опавших листьях. — Что, Джон? Ему удалось сделать один глоток.

— Отлично, сэр. Еще немножко.

Траутмэн отпил еще немного.

— Мне снилось… Да, сэр?

— Что мы с тобой в Брэгге.

— Это не Форт Брэгг, сэр.

— Когда я впервые увидел тебя…

— Это когда вы начали тренировать меня? Я помню.

— Я ведь очень неодобрительно относился к тебе, помнишь?

— Нет, сэр, вы просто были строги со мной.

— Я не это имел в виду. Я… — Траутмэн закашлялся. — Я лепил тебя. Лепил безжалостно.

Рэмбо почувствовал внутри себя пустоту.

— Хватит, сэр. Вам надо отдохнуть.

— Прости меня, Джон.

Мишель смочила носовой платок, обтерла им лицо полковника и положила платок ему на лоб.

— Надо бы накормить и напоить лошадей, — произнес Муса.

— А тебе надо поспать, — сказала Мишель, обращаясь к Рэмбо.

— Потом.

— Нет, сейчас. — Мишель схватила его за руки. — У тебя ободраны ладони. Я продезинфицирую и