туда явился полицейский детектив, расспрашивавший о ней. Выяснилось, что никто ее не видел и ничего о ней не слышал с тех пор, как эта дама оплатила счет и покинула отель. Кто-то из работников «Парагона» оставил рукописную запись, в которой дословно запечатлел весь ход беседы с детективом.

Айрис Маккензи, как стало известно Бэленджеру, жила в Балтиморе, штат Мэриленд. Незамужняя женщина тридцати трех лет, литературный сотрудник рекламной фирмы, работавшей с крупными нью- йоркскими агентствами. После командировки в Манхэттен она приехала в Эсбёри-Парк и провела уик-энд в «Парагоне». По крайней мере, в телефонограмме о бронировании было записано, что она намерена остановиться здесь на уик-энд. Приехать в пятницу вечером и выехать в понедельник утром. Но вместо понедельника она выехала утром в субботу. Бэленджер решил, что, вероятно, женщина поняла, насколько сильно просчиталась — Эсбёри-Парк больше не был местом, где можно тихо и спокойно отдохнуть в выходные.

Человек, составивший подробный отчет о визите детектива (судя по почерку, это, скорее всего, мог быть мужчина), отметил, что показал детективу карту бронирования и бланк, который Айрис Маккензи заполнила, когда расплачивалась по счету, чтобы выехать досрочно. В книге учета телефонных звонков был отмечен междугородный вызов из ее комнаты в 9:37 утра по номеру, который детектив идентифицировал как принадлежавший сестре Айрис, жившей в Балтиморе. Детектив тогда же пояснил, что к телефону подошел семнадцатилетний сын сестры и сообщил Айрис, что матери не будет дома до обеда. Айрис попросила мальчика передать матери, что она к вечеру вернется в Балтимор. Затем Айрис вызвала такси, чтобы доехать до вокзала, купила билет до Балтимора, но так и не доехала до места назначения.

«Поразительно болтливый детектив», — мысленно поморщился Бэленджер. По собственной инициативе выдает множество совершенно излишней информации. Ведь какое основное правило? Задавай вопросы. Не углубляйся в подробности. Пусть твой собеседник сам рассказывает тебе о них.

В записке подчеркивалось, что в отеле не имели никакого представления о том, что могло случиться с Айрис после ее отъезда. А далее отмечалось, что месяц спустя из Балтимора приехал частный сыщик, который задавал точно такие же вопросы, что и полицейский. Представитель отеля, составлявший итоговый отчет, особо отметил, что он делает это специально для того, чтобы ни у кого потом не сложилось впечатления, будто отель мог допустить ошибку.

Бэленджер почувствовал, что его пульс сделался чаще после того, как в голове мелькнула мысль о том, что этот документ мог написать сам Карлайл. Позабыв на мгновение о темноте, сгустившейся за балюстрадой балкона, он сосредоточился на заметно выцветших чернилах, которые теперь сделались почти фиолетовыми. Луч его мощного фонаря насквозь просвечивал ломкую желтую бумагу, и на ладони Бэленджера виднелась тень от рукописных строчек. Действительно ли в почерке угадывался намек на возраст, неточности в написании букв глубоким стариком, который уже с трудом удерживал авторучку в подагрических пальцах, или это ему лишь казалось?

Возвратились Винни и профессор. Конклин засунул бутылку в карман рюкзака. Когда он уже застегивал «молнию», Бэленджер обратился к нему:

— Карлайл делал записи в своем дневнике от руки?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Взгляните, не покажется ли это вам знакомым? — Бэленджер протянул листок.

От резкого света Конклин был вынужден прищуриться. Было очевидно, что он глубоко погрузился в раздумье.

— Да. Это почерк Карлайла.

— Позвольте мне взглянуть, — сказал Винни. Он всматривался в почерк, как будто перед ним была головоломка или ребус. Затем он передал документ Рику и Коре.

— Это помогает мне почувствовать себя немного ближе к нему, — сказал Рик. — Вы сказали, что Карлайл отличался... не помню точной фразы... Хотя это неважно. В общем, редкостно хорошей физической формой благодаря постоянным физическим упражнениям и употреблению стероидов. Но каким было его лицо? Его манеры? Он был привлекательным или невзрачным? Приветливым или властным?

— В молодости он был похож на преуспевающего актера, играющего героев-любовников. Сияющие глаза цвета аквамарина. Очень живой. Наделенный харизмой. Он буквально гипнотизировал окружающих.

Рик вернул Бэленджеру документ о пропавшей женщине и помахал пожелтевшей газетной вырезкой.

— А у меня здесь убийство. Тринадцатилетний мальчик разбил бейсбольной битой голову отца, пока тот спал. Ударил двадцать два раза, самым форменным образом вышиб мозги. Это случилось в шестидесятом году. Мальчика звали Рональд Уайтейкер. Оказалось, что его мать умерла, а отец на протяжении нескольких лет подвергал его сексуальному насилию. Учителя и ученики той школы, куда он ходил, говорили о нем как о тихом ребенке, сторонящемся товарищей. Капризном.

— Стандартная характеристика жертв продолжающегося сексуального насилия, — сказал Бэленджер. — Они пребывают в затянувшемся шоке. Им стыдно. Страшно. Они не знают, кому можно доверять, и поэтому не смеют ни с кем разговаривать, так как боятся случайно проговориться о том, что с ними происходит. Насильник обычно держит свою жертву в страхе, угрожает, что сделает что-нибудь ужасное — убьет любимое домашнее животное, отрежет член или грудь, — если жертва скажет кому-нибудь о происходящем. И одновременно насильник старается заставить жертву поверить, что происходящее между ними — это самая естественная вещь в мире. В конечном счете значительная часть подобных жертв начинает воспринимать всех окружающих как потенциальных насильников или таких же, как сами они, бессильных жертв, они приходят к выводу, что им не на кого положиться и не на что надеяться.

Рик снова помахал листочком:

— Отец приехал с Рональдом в Эсбёри-Парк на уик-энд Четвертого июля[10]. Нечто вроде летнего пикника. Детский психиатр потратил несколько недель на то, чтобы Рональд рассказал о том, что потом случилось. В конце концов он разговорился, и выяснилось, что отец Рональда взял у незнакомого мужчины деньги... Словом, продал мальчика на час. Незнакомец дал Рональду комплект для бейсбола: мяч, биту и дешевую перчатку. Когда этот человек ушел, отец вернулся в номер пьяный и заснул. А Рональд нашел для бейсбольной биты другое применение.

— Тринадцать лет... — Коре совершенно явно было не по себе. — Неужели после этого можно жить дальше как ни в чем не бывало?

— Поскольку он был еще ребенком, дело не должны были разбирать в суде, — ответил Бэленд-жер. — Будь он постарше, его, скорее всего, оправдали бы под предлогом временного помешательства. Что же касается этого случая... Думаю, что судья, вероятно, направил его в закрытое учебное заведение, где он должен был находиться под присмотром психиатров и психологов. Оттуда выпускают, как правило, в возрасте двадцати одного года. Его судебная и психиатрическая документация была засекречена и сдана в специальный архив, чтобы никто не мог узнать о его прошлом и использовать сведения против него. А потом ему оставалось лишь попытаться устроить свою жизнь.

— И все равно, в своей основе эта жизнь уже разрушена, — сказала Кора.

— Мне кажется, что надежда есть всегда, — ответил Бэленджер. — Перед каждым человеком открыт завтрашний день.

— Да, уверен, что вы хорошо разбираетесь в этом, — протянул Рик, всматриваясь в его лицо.

«Он что, снова пытается меня подловить?» — подумал Бэленджер.

— Мне пришлось как репортеру присутствовать на нескольких подобных разбирательствах.

— Этот отель весь пропитан болью, — сказал Винни. — Взгляните сюда. — В обеих руках он держал еще одну ветхую газету. — Женщина, которой принадлежал чемодан с мертвой обезьяной. Какое имя было написано на этикетке чемодана?

— Эдна Боман, — ответила Кора.

— Да, это о ней. Эдна Боман. Она совершила здесь самоубийство.

— Что?

— 27 августа 1966 года. Легла в горячую ванну и вскрыла себе вены.

— Кора, я не устаю восхищаться остротой твоих инстинктов, — сказал профессор. — Я запомнил, как ты попросила Рика заглянуть в ванну, потому что боялась, что там окажется еще что-нибудь.

Кора передернула плечами.