Потому что он был пуст.

Машина стала замедлять ход. Отвалился, упав на землю, кусок декоративной металлической решетки. “Кадиллак”, пыхтя, проехал мимо неосвещенного деревенского магазина и еле дотянул до окраины спящего городка; когда двигатель закашлялся, умирая, Дрю сумел с неработающим мотором доехать до невзрачного домика с неухоженным газоном.

В нем не было света, но на углу улицы горел фонарь, в свете которого Дрю разглядел несколько мотоциклов, прислоненных к накренившемуся крыльцу дома. Выйдя из машины, он обнаружил, что мотоциклы ни к чему не прикреплены.

Вот это доверчивость! По-видимому, здесь думают, что никто не осмелится сыграть с ними злую шутку. Ну что ж, я как раз в таком настроении.

Он выбрал самый большой мотоцикл фирмы “Харли” и оттащил его к деревьям. Там он освободил сумку, которая, очевидно, принадлежала дровосеку, от инструментов и старой кожаной куртки. Затем соединил провода в системе зажигания так же, как сделал это у “кадиллака”. Потом, сев в седло, запустил двигатель.

Он не ездил на мотоцикле почти десять лет, с тех пор, как участвовал в операции, когда надо было…

Нет. Он покачал головой. Он не хочет вспоминать.

Холодный осенний ветер обжигал лицо; рев мотора нарушал тишину ночи. Дрю подумал о том, как мотоциклисты воспримут утром пропажу. Рассердятся ли они настолько, что разберут “кадиллак” дочиста и продадут все, что можно? Он вытер рукой слезы, выступившие из-за ветра. “Кадиллак” епископа. Четыре колеса и приборная панель. Он знал, что, может быть, грешно над этим смеяться. Но все равно он не мог не думать об этом с усмешкой, когда в состоянии, близком к восторгу, сидел на мощно ревущем “харли”, уносящем его обратно в Бостон.

В Бостон, где он задаст кое-кому несколько вопросов.

– Будьте добры, отца Хафера, – Дрю, скрывая свой гнев, старался говорить спокойным ровным голосом, стоя в расположенной неподалеку от станции обслуживания телефонной будке. Было начало девятого утра. Его руки окоченели. Он дрожал от холодного ветра, бившего всю ночь ему в лицо. К счастью, утреннее солнце, как бы намекая на приход бабьего лета, уже успело нагреть будку.

Мужской голос из Святого Евхаристского ректората, ответивший на телефонный звонок, теперь не был слышен.

– Вы меня слышите? – Несмотря на все усилия, Дрю не мог сдержать гнева. Он жаждал объяснений. Кто выдал его? Почему на него напали в семинарии? – Я сказал, что хочу говорить с отцом Хафером.

Он с беспокойством поглядывал через пыльное стекло будки за дорогой, не проявляет ли кто повышенного интереса к его мотоциклу. Вначале он хотел проехать на мотоцикле весь путь до Бостона, но здорово замерз и поэтому остановился в Конкорде, не доехав до цели 19 километров.

Телефон все еще молчал.

Выигрывает время? – подумал Дрю. Выясняет, не прослушивается ли линия?

Неожиданно человек сказал:

– Минуту.

Дрю услышал, как телефонную трубку положили на стол. Слышно было неясное бормотанье. Я дам ему двадцать секунд, подумал Дрю. Потом повешу трубку.

– Алло? – произнес уже другой голос. – Высказали, что хотите поговорить с?..

– Отцом Хафером. В чем проблема?

– Кто звонит?

Дрю охватило дурное предчувствие.

– Его друг.

– Тогда вы, очевидно, не слышали.

– Не слышал о чем?

– Простите, что мне приходится сообщить это вам вот так, по телефону. Понимаете, он умер.

Будка словно качнулась.

– Но это… – Слово “невозможно” застряло у него в горле. – Я видел его вчера рано утром.

– Это произошло ночью.

– Но как? – хрипло спросил Дрю. – Он умирал. Я знаю это. Но он говорил мне, врачи обещали, что он проживет до конца года.

– Да, но он умер не от болезни.

Оглушенный горем, Дрю повесил трубку. Он понял, что должен уехать из Конкорда как можно быстрее – ведь его разговор могли действительно прослушать. Ему необходимо место, где он будет чувствовать себя в безопасности.

Где он может позволить себе роскошь предаться горю.

Где он попытается все осмыслить.