– Послушай, я ведь уже извинилась. Я знаю, ты хотел спать, но ты тоже должен понять меня. У нас с тобой разные режимы. Я больше привыкла к ночной работе. Сейчас мне еще не хочется спать. И я не засну до тех пор, пока в восемь часов не попью кофе с пончиками в одном…

– Который час? Она взглянула на часы.

– Почти половина шестого.

– Так поздно?

В монастыре ему уже было бы пора собираться на мессу. Он откинул одеяло и встал с софы. Халат Джины едва спасал его от холода. Приняв душ, он пощупал выстиранную одежду, которая висела в ванной. Свитер и джинсы были еще сырыми.

– У тебя есть фен?

– И после этого, – засмеялась она, – ты хочешь, чтобы я поверила в твои сказки о монастыре?

– Для моей одежды. Она снова засмеялась.

– Смотри, как бы она у тебя не сморщилась. Опасения Джины не оправдались, и после завтрака, сидя рядом с ней за столом, он неожиданно для себя сказал:

– А что у тебя на десерт? Мне хочется чего-нибудь сладкого, – и поцеловал ее в щеку. Она была удивлена.

– Что сие значит?

– Просто знак благодарности, и все.

– Ты хочешь сказать, половина благодарности.

Он не сопротивлялся ее ответному поцелую. Недолгому, но чувственному. И не в щеку, а в губы.

Всем телом ощутив ее нежный запах, он подумал о том, что если бы не сейчас, а в другой жизни… И снова вспомнил Арлен. Но та, другая жизнь была отнята у него.

За его грехи.

В половине десятого он вошел в телефонную кабинку аптеки, что находилась в двух кварталах к западу от здания бостонской католической общины. Выстиранная одежда сидела по-прежнему мешковато, но теперь он был гладко выбрит и, казалось, не привлекал внимания аптекаря, печатавшего какой-то рецепт за соседней стойкой.

– Доброе утро. Церковный приход Святой Евхаристии, – сказал пожилой невыразительный мужской голос на том конце провода.

– Здравствуйте. Отца Хафера, пожалуйста.

– Искренне сожалею, но отца Хафера сейчас нет.

У Дрю похолодело в груди. Он уже не однажды пробовал дозвониться до священника – из аэропорта и от Джины, – но всякий раз попадал на автоответчик, который вот этим же пожилым голосом объяснял, что в приходе никого нет, и просил оставить на пленке свое имя и короткое сообщение. Такой вариант не устраивал Дрю.

Держа трубку, он лихорадочно думал.

– Алло? – вновь послышался пожилой голос. – Вы еще не?.. Дрю проглотил подступивший к горлу комок.

– Нет, я здесь. А может быть, вы знаете… Подождите. Вы говорите, его сейчас нет? Значит, я смогу застать его днем?

– Не могу сказать с уверенностью. Не знаю. Это зависит от того, как он будет себя чувствовать после лечебных процедур.

– Лечебных процедур? – Дрю крепче сжал трубку.

– Если вам нужен священник, то можете обратиться ко мне. Или к любому другому нашему священнику. Вы ведь торопитесь? У вас взволнованный голос.

– У меня личное дело. Мне нужно поговорить с ним. Но я не совсем вас понял. Вы сказали о каких-то лечебных процедурах?

– Простите, я не вправе обсуждать подобные темы. Если вы знакомы с отцом Хафером, то он сам все расскажет. Почему бы вам не оставить ваше имя и номер телефона?

– Я позвоню.

Дрю повесил трубку, открыл дверь и вышел из кабинета. Аптекарь взглянул в его сторону. Чтобы скрыть замешательство, Дрю посмотрел на часы и направился к выходу.

Нужно было кому-то рассказать обо всем. В квартире у Джины он просмотрел вчерашний выпуск “Бостон Глоуб”. Там ни словом не упоминалось о происшествии в монастыре. Либо власти решили держать дело в тайне, либо тела еще не были обнаружены. Но он не верил в то, что такое можно утаить от газет. Сейчас, шагая к зданию бостонской общины, он почти явственно видел распухшие трупы в кельях. В безжизненной монастырской тишине.

Его мысли вновь и вновь обращались к полиции. Конечно, он мог просто позвонить туда. Но едва ли там поверили бы ему. Полицейские попросили бы его назвать себя, а он не хотел раскрываться, не обеспечив себе полную безопасность. С другой стороны, если бы ему все-таки удалось убедить их в том, что тревога не была ложной, то они подняли бы на ноги полицию Вермонта, а те ребята в свою очередь послали бы наряд в монастырь. После проверки выяснилось бы, что один монах исчез. Тогда в бостонской полиции заподозрили бы связь между этим беглецом и человеком, позвонившим им. Кто еще мог знать о трупах, если не тот, кто выжил, или, наоборот, участвовал в нападении?