мегаполиса и патрулированию столицы, чтобы начавшемуся празднику и народному ликованию уж точно ничего не помешало.
Но, видно, не везло Папе с этими тоннелями.
Армейскому эскорту была дана команда разделиться и занять соответствующие позиции вокруг Москвы. Правительственные лимузины исчезли в подземной трубе в сопровождении всего лишь нескольких спецназовцев.
Вот тут и началось неладное. На глазах пришедшего в замешательство подразделения, оставшегося дежурить у въезда в тоннель, вдруг сами собой упали железные решетки, начали опускаться мощные чугунные плиты, перекрывающие вход. Перекрытие тоннеля не значилось в перечне, предусмотренных манипуляций. Командир подразделения немедленно связался с вышестоящим начальством и выяснил, что происходящее никем не санкционировано. Застопорить опускавшиеся плиты было нельзя, поскольку в данном случае управление механикой осуществлялось с пульта центральной диспетчерской, расположенной в Концерне. Была объявлена общая тревога. Попытки связаться с пунктом управления не увенчались успехом. Через каких — нибудь три четыре минуты вход в тоннель оказался наглухо заблокирован.
В соответствии с инструкцией все дежурные офицеры подали своим подразделениям знак занять свои места и быть готовыми отразить возможные прорывы террористов. В следующий момент на связь вышел сам Папа и сообщил, что он и те спецназовцы, которые вошли в тоннель вместе с ним, заблокированы в боксах подземного гаража, который находился буквально в нескольких шагах от главного офиса. Еше Папа передал что, судя по всему, главный офис — а возможно и все здание Концерна — находится под контролем неизвестных террористов.
— Какие будут распоряжения, Папа? — интересовались отрезанные от босса телохранители.
— Выставить оцепление вокруг Концерна. Штурм здания начинать только по моему приказу! — отвечал тот.
Затем последовала долгая пауза.
— Что происходит, Папа? — надрывались по рациям охранники.
Лишь через несколько минут Папа снова вышел на связь и сообщил, что один из его бронированных лимузинов со спецназовцами предпринял попытку на полном ходу прорваться обратно в тоннель, но был подожжен несколькими залпами из гранатометов. Из тоннеля валит дым, и слышится беспорядочная автоматная стрельба…
Но стрельба быстро прекратилась. Всего лишь двум из восьми спецназовцам, обожженным и окровавленным, удалось вернуться из тоннеля в гараж. Горящий лимузин был, между тем, потушен шквалом пены, обрушившимся на него из противопожарных форсунок, размещенных на стенах и потолке тоннеля. Папе и его людям не оставалось ничего другого, как занять круговую оборону. Теперь стало очевидно, в какую адскую западню они угодили.
О требованиях, которые выставили террористы, и о том, кого они представляют в теленовостях не сообщалось. Зато сообщалось о заявлениях лидеров России, под эгидой которой к настоящему моменту были объединены практически все партии и движения. Лидеры, только что собравшиеся в наспех задекорированных стенах Шатрового Дворца, чтобы отпраздновать триумф Папы, объявили, что единодушно клеймят позором террористов, которые посмели нанести подлый удар в столь судьбоносный для державы момент, когда к власти, наконец, пришел достойный из достойнейших, и что, вообще, народ не переживет, если, не дай Бог, и на этот раз лишится своего правителя…
Этот высокопарный бред я, конечно, пропускал мимо ушей. Я напряженно ждал еще каких подробностей о случившемся. И такая информация вскоре поступила.
Как выяснялось, террористам удалось блокировать под землей не только Папу и Маму, но, судя по всему, им удалось еще и каким то образом выкрасть и захватить в заложники сына Папы — то есть Косточку. Насколько я понял, Косточку они держали в здании Концерна. Было ли в их планах требование выкупа или же они собирались прикрываться мальчиком на случай штурма здания анти террористической группой?
Эта новость ужаснула меня. Если они решили разобраться с Папой, то причем тут ребенок? Впрочем, мое негодование было по меньшей мере наивно. Когда этих гадов останавливали подобные соображения? Беременные женщины, грудные младенцы, немощные старики, — это просто смешно, когда на кон поставлены деньги и власть… Я вскочил, чтобы бежать в Пансион. Я вспомнил о дяде Володе. Какой удар для нашего чудака! Ведь Косточка, как и все дети, был для него все равно что родной сын. Не помня себя я бежал по саду и вдруг едва не налетел на самого дядю Володю. Я изумился. Он был не один — он держал за руку моего Александра.
— Боже мой, Серж, — воскликнул дядя Володя, — я так и думал, так и думал…
— Они похитили Косточку! — крикнул я.
— Чепуха, — сказал он.
Неужели он еще не был в курсе новостей?
— Эти… гады, террористы…
Дядя Володя в отчаянии махнул рукой.
— Дело гораздо сложнее, Серж.
— Что значит — сложнее?
— Ничего сложного, папочка, — вдруг вмешался Александр. — Просто теперь Косточка стал самым главным. Наступил Великий Полдень. Вот и все.
— Господи, — пробормотал я, переводя взгляд на сына.
Я все понял. Никаких террористов не было в помине. Ну конечно. Просто наступил Великий Полдень. Косточка стал главным. Дети против родителей. Они все таки это устроили. Сын захватил отца. Дети достойны своих родителей. Я затрясся от беззвучного смеха. Я все понял.
Это действительно было забавно. Забавно и страшно. Наш могущественный триумфатор Папа оказался в заложниках у собственного сыночка! Вот уж действительно позор на весь мир! Папа с его адским самолюбием теперь сгрызет собственную печенку от такого унижения. Жалкий, пойманный, как крыса в ловушку, наш всевластный Папа. Я даже испытал к нему что то вроде сочувствия.
Что же получается, теперь, пожалуй, Косточка потребует, чтобы его называли «Папой». Новый Папа потребует себе Москву, Альгу… Потребует все!
— Что с тобой, Серж? — воскликнул дядя Володя, кладя мне ладони на плечи.
Но я сбросил его ладони. Мне уже не было смешно. Я смотрел на Александра. Только теперь до меня дошло, что во всем, что случилось, самое непосредственное участие принимал и мой сын. Косточка был его кумиром, его лучшим другом. Вот это было по настоящему отвратительно и ужасно. Но я чувствовал, что это еще только начало. То, что должно произойти, будет еще ужаснее! Я действительно слишком многого не знал и не замечал…
Я заглянул в чистые голубые глаза Александра. Он смотрел на меня с таким невозмутимым спокойствием, что мне захотелось схватить его за плечи и потрясти.
— Ты ведь в курсе всего, что происходит. Правда, Александр? — спросил я, беря мальчика за руки.
Сын как воды в рот набрал.
— Ну конечно, он в курсе всего! — продолжал я, поворачиваясь к дяде Володе, на лице которого были написаны ужас и страдание.
Дядя Володя снова попробовал положить мне руку на плечо, но я снова ее сбросил.
— Мы должны это прекратить, ты понимаешь? — горячо заговорил я, притягивая к себе сына. — Ты должен нам сейчас же рассказать все, что тебе известно, Александр!
— Серж, дело гораздо сложнее… — повторил дядя Володя.
— Сейчас он нам все расскажет, и мы прекратим этот кошмар! — настаивал я. Кровь ударила мне в голову. — Конечно, он все расскажет.
— Нет, Серж! Прошу тебя…
Но я уже набросился на Александра.