поездкой в Астану на инаугурацию Назарбаева (она состоялась 20 января 1999 года): дескать, президент в полном порядке, держит ситуацию в стране под контролем и т. д. и т. п.
На самом деле Евгений Максимович обладал в ту пору такой полнотой политической власти, какая не снилась ни одному из его предшественников. Эту власть ему давал не только его высокий пост, но и поддержка со стороны политической «элиты», думского большинства, губернаторов, а также со стороны значительной части населения. Более того, в каком-то смысле Примаков обладал даже большей властью, чем сам президент, не располагавший тогда, как известно, даже малой толикой такой поддержки. Нет, конечно, теоретически Борис Николаевич мог в любой момент подписать указ о смещении премьера, но это было одним из немногих преимуществ Ельцина перед Примаковым. К тому же, как представлялось, вряд ли он, по крайней мере, в ближайшее время собирался его использовать.
У властного могущества Примакова был лишь один-единственный недостаток: оно было ограничено во времени. Казалось очевидным: это могущество неизбежно будет таять по мере ухудшения социально- экономической ситуации в стране. А то, что оно будет ухудшаться, если Примаков не найдет в себе силы изменить тот курс, которого он держался в первые месяцы своего премьерства, ? в этом мало кто сомневался.
В аналитическом докладе, подготовленном Институтом экономических проблем переходного периода одной из самых авторитетных организаций в сфере экономической науки, подводились в общем-то неутешительные итоги этих начальных месяцев деятельности правительства Примакова и давались довольно мрачные прогнозы:
«Популистский курс, проводимый властями после августовского кризиса, привел к серьезному ослаблению денежной политики. Причем, если сразу после кризиса наращивание денежного предложения (то есть чрезмерный выпуск «пустых» денег. ? О.М.) происходило на фоне снижающихся темпов инфляции и не сопровождалось заметным снижением валютного курса, то к концу 1998 года началось ускорение инфляции и увеличение темпов падения рубля».
«По нашим оценкам, ? говорилось далее в докладе, ? осуществление на практике мер, заявленных правительством Примакова в сентябре — декабре 1998 года… потребует роста денежной массы в 1999 году от 55 до 170 процентов, что приведет к инфляции в пределах от 65 в оптимистичном сценарии до 250 процентов ? при пессимистичном прогнозе. К концу 1999 года… курс рубля должен будет опуститься до 80 рублей за доллар».
Тревожно оценивали экономическую ситуацию и другие не зависимые от правительства аналитики. Поговаривали даже о повторении дефолта. Александр Шохин:
Страна уже находится в фактическом дефолте. То, что правительство не объявляет его формально, и то, что его не объявляют наши кредиторы тот же Лондонский клуб, не меняет дела: мы не в состоянии платить по долгам… Если мне память не изменяет, за всю историю только три страны с экзотическими названиями типа Сьерра-Леоне или Буркина-Фасо оказывались в такой ситуации.
Вся надежда была на то, что кредиторы сами себе заплатят, переложат деньги из одного кармана в другой (в первую очередь, это, конечно, относилось к МВФ). Но даже на это их подвигнуть, мы видели, у правительства как-то не получалось. Егор Гайдар:
Примаков и Маслюков с большим трудом уясняют себе тот в общем-то достаточно известный факт, что Международный валютный фонд и другие подобные финансовые институты не просто так дают деньги это не какие-то благотворительные организации, они оказывают поддержку под некие программы финансовой стабилизации, в успешную реализуемость которых они верят… Ожидать же, что МВФ или кто- либо другой будет субсидировать деятельность по развалу рубля и российского бюджета, нет никаких оснований.
Однако в январе 1999-го Примаков вроде бы осознал, наконец, губительность своего «самобытного» популистского курса. В его действиях произошел перелом. По существу, он возвращается к той экономической политике, которую проводили прежние правительства ? правительства «псевдолибералов», как он их называл: предлагает и с должным усердием принимается выполнять жесткий бюджет на 1999 год (он был принят, как часто бывало в те годы, с опозданием ? в феврале), проводит сдержанную денежно- кредитную политику, пытается отказаться от бартера, от взаимозачетов, старается повысить собираемость налогов, реально, а не на словах снизить денежную эмиссию… В общем, перестает «изобретать велосипед».
В итоге экономический курс Примакова превращается в то, чему дают название «смесь прокоммунистической риторики и прагматического либерализма».
К сожалению, время упущено. В том числе ? и для развития собственной примаковской карьеры: если о тебе уже сложилось впечатление как о не очень удачливом менеджере, это впечатление трудно изменить.
Хотя и считалось, что Примаков не очень «тянет» в экономической политике, зато уж просто в политике он силен как никто другой, тут от него не дождешься особых промахов. Между тем в какой-то момент выяснилось, что и это не так. В двадцатых числах января 1999 года Примаков направил спикеру Думы Селезневу письмо, в котором предложил выступить с совместным заявлением, как обеспечить в стране политическую стабильность. Согласно этому предложению, заявление должны подписать президент, председатели Госдумы и Совета Федерации, председатель правительства. На период действия соответствующего соглашения, если оно будет достигнуто, подписанты должны взять на себя такие обязательства: президент воздерживаться от роспуска Думы и правительства, правительство не ставить перед Думой вопрос о доверии себе, Дума отказаться от попыток импичмента и других шагов, которые могли бы привести к ее роспуску. К письму Примакова прилагался проект закона о политических и иных гарантиях лицам, занимавшим пост президента России.
На первый взгляд, казалось бы, письмо как письмо, ничего особенного, однако вокруг него разгорелся настоящий скандал. Многие журналисты усмотрели в нем прежде всего попытку ограничить права президента, а то и вовсе каким-то образом отрешить его от власти (для того, мол, и предлагается законопроект о гарантиях).
По-разному отнеслись к предложению Примакова думские фракции и отдельные политики одни его поддержали, другие отвергли. Наиболее резко выступили против Примакова два главных его потенциальных соперника на будущих президентских выборах Лужков и Явлинский, что опять-таки вроде бы говорило, что письмо премьера они рассматривают как некий сигнал: Примаков, дескать, оповещает всех о своей готовности баллотироваться в президенты.
Я, конечно, изучил это письмо, заявил мэр столицы, и могу сказать, что оно является, мне кажется, странным и поспешным. Ну, во-первых, в этом письме говорится о том, что не нужно распускать Думу. А ее и так нельзя распустить, потому что по закону Дума, которой осталось существовать меньше года, не может быть распущена никакими решениями. Дальше там проходит мысль о том, что президент не должен трогать правительство. Такого рода решением, если бы оно было принято, мы нарушаем Конституцию, нарушаем конституционное право президента решать вопрос о том, как ему относиться к правительству, как ему относиться к действиям правительства и его право отправлять в отставку правительство.
В общем, было достаточно очевидно, что обмен предлагался лукавый: как напомнил Лужков, Думу без всяких договоров и соглашений нельзя было распустить менее чем за год до выборов; что касается импичмента, всем было ясно, что он и так, скорее всего, не состоится, без каких-либо дополнительных усилий и уступок со стороны президента. Иными словами, весь этот предлагаемый бартер был не более чем камуфляжем, прикрывавшим простое требование: президент должен отказаться от права (прописанного в Конституции) отправлять в отставку правительство.
Телеведущий Сергей Доренко (рупор Бориса Березовского) иронизировал по этому поводу:
Откинув шелуху, видим обмен: Примаков предлагает президенту отказаться от права отправлять Примакова в отставку, за это ему гарантируют безопасность. Еще точнее, на практике это означает, что Ельцина обещают не бить и давать покушать за то, что он тихо передаст остатки власти Примакову.
Что побудило премьера пойти на столь дерзкий и отчаянный шаг? Ведь он мог закончиться его немедленной отставкой. Многие тогда считали: выступить с проектом «мирного соглашения» Примакова подвигнул тот самый, вроде бы вполне возможный (хотя и не стопроцентно неизбежный), очередной