– Так и есть.

– Да, так и есть… Ладно, есть одна конкретная эмоция, которую нужно восстановить, и я не знаю, каким образом это сделать, если нам не потрахаться. Немедленно, прямо сейчас.

– Не уверен, что это…

– А мне плевать! – Голос женщины стал почти угрожающим. – Ты первый начал. Ты меня изменил. Я почти здорова. – Она вновь перешла на спокойный тон. – То есть предполагается, что я должна чувствовать признательность, но… нет. Пока этого ощущения нет. Да, я отремонтирована, как механизм. И это твоя заслуга. Но чего-то не хватает, и потому я чувствую себя неполноценным созданием. Я инвалид.

– Послушай, Таня, в любом случае тебе рано…

– Ах, это… – она легко рассмеялась:

– Признаю, в данный момент не могу нравиться в этом смысле. Возможно…

– Я имел в виду…

– Исключения возможны. Найти пару: морального калеку, предпочитающего совокупление с жертвой хронической дистрофии. Нет, мы обойдем эту проблему. Перепихнемся виртуально.

Я слегка вздрогнул – ее предложение в самом деле никак не вписывалось в реальность.

– Ты что, предлагаешь заняться сексом прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас, – она вновь напряженно улыбнулась. – Ковач, это так напоминает мои сны. И, знаешь, сейчас мне нужен именно сон.

– Мечтаешь о чем-то определенном?

– Да.

– И где это?

– Вниз по лестнице, – она встала, посмотрев на меня сверху вниз. – Знаешь, многовато вопросов для мужчины, который согласен любить.

«Вниз по лестнице» означало спуститься примерно до половины высоты здания на уровень, который в лифте обозначался как зона отдыха. Дверь отворилась, и мы оказались в огромном, никак не разграниченном помещении фитнес-центра с нагромождением насекомоподобных механизмов, угрожающе ощетинившихся в полутьме. Я заметил около десятка кабин для виртуального контакта, стоявших у дальней стены.

– Что, здесь, что ли, будем… – недовольно пробурчал я.

– Нет. Есть место гораздо уютней. Пошли.

Пока мы шли среди замерших машин, вверху и по бокам, сопровождая нас, зажигался и гас свет. За всем этим я наблюдал словно со стороны, из некоей пещерки, в глубине которой, подобно кораллу, давно нарастало нервное напряжение. Вернее, недавно – с тех пор как я покинул крышу здания.

Иногда напряжение есть следствие излишней виртуальности. Когда вы отключаетесь, в мозгу появляется ощущение неопределенности, при этом картинке будто бы не хватает резкости. Теряют четкость понятия. Может казаться, что вы на шаг от настоящего безумия.

Есть лишь одно средство, навсегда избавляющее от неясных ощущений: возврат к реальности.

Кабин оказалось девять. Каждая со своим номером, прозрачные колпаки словно выпячивались из стены. Седьмая и восьмая оказались незапертыми. По ломаной линии слегка приоткрытых колпаков проходило тусклое оранжевое сияние. Как только Вордени остановилась напротив седьмой кабины, ее крышка автоматически отворилась, и оранжевое сияние заполнило весь проем люка, сразу располагая к вхождению в гипнорежим. Никакого резкого света. Она обернулась, взглянув на меня:

– Твоя кабина следующая. Восьмой номер связан с седьмым. Достаточно выбрать его на панели управления, – и Таня растворилась в теплом оранжевом сиянии. Насколько я мог понять, над восьмой кабиной поработал некто, решивший сделать ее убранство полностью адекватным идее гипнорежима. На стенах и колпаке был нанесен психографический орнамент, при близком рассмотрении выглядевший не более чем скоплением беспорядочно нарисованных пятен и иных художественных завихрений.

В целом подход мне нравился. И наверное, такая абстракция неизвестного автора при любом свете выглядела бы впечатляюще. Воздух внутри кабины оказался достаточно теплым, и справа от ложа я заметил нечто металлическое и спиралевидное, странным образом напоминавшее вешалку. Сбросив одежду, я пристроился на ложе и потянул к себе подголовник. Потом выбрал на появившемся передо мной дисплее нужную опцию, подключаясь к седьмой кабине. Последнее, что успел сделать перед тем, как загрузилась система, – отключить блокировку физической обратной связи. Оранжевое сияние стало быстро сгущаться, превращаясь в почти осязаемый туман, сквозь который пятна и завихрения психограммы казались закодированными уравнениями или странными формами местной жизни.

На какие-то секунды я задумался: входила ли подобная ассоциация в идею самого художника? Однако понять его замысел оказалось непросто, а тем временем оранжевый туман начал редеть, улетая как дым. Я оказался в тоннеле с металлическими, проницаемыми для воздуха стенами, освещенном по обе стороны уходящими в неизвестное пространство рядами красных, вспыхивающих время от времени светодиодов.

Внезапно плотность тумана передо мной изменилась, и я увидел контуры женской фигуры. Таня. Я наблюдал, как постепенно проявлялись ее черты: сначала едва узнаваемые, потом в оранжевой мути, словно окутанные распадающейся чадрой. Наконец она предстала передо мной, прикрытая лишь клочьями тумана, чтобы в следующее мгновение остаться уже совершенно голой.

Опустив глаза вниз, я оглядел свое тело и убедился, что полностью обнажен, как и Таня.

– Добро пожаловать в главное меню.

Когда я снова поднял глаза, первой мыслью было, что Таня уже «поработала» над собой. По большей части наша внешность базировалась на представлениях каждого, определяемых чисто личными воспоминаниями. С поправкой на тайные желания, возможно, даже навязчивые, позволяющие в виртуале