Кто-то хмыкнул. Сутъяди не обратил внимания, кто именно.

– Госпожа Вордени. Мне нет нужды напоминать, какая опасность нам угрожает.

– В этом нет необходимости. – Вордени встала с места и направилась к выходу. – Я буду в раскопе.

После ухода археолога совещание закончилось само собой.

Хансен и Крюиксхэнк обернулись меньше, чем за полчаса.

– Ничего, – так звучал доклад специалиста-взрывника.

– Ни обломков, ни воронок, ни иных следов механического воздействия. На самом деле там… – Через плечо Хансен обернулся назад, показывая взглядом туда, откуда только что возвратился. – На самом деле нет вообще ни одного свидетельства, что там что-то было.

Напряжение, и так царившее в лагере, немедленно возросло. Все, словно повинуясь внутреннему инстинкту, принялись осматривать то оружие, к которому были приставлены. Хансен зачем-то расконсервировал химические гранаты, решив проверить их предохранители. Крюиксхэнк разобрала до основания свои мобильные системы залпового артогня. Сутъяди, сопровождаемый причитаниями Шнайдера, пропал в люке «Нагини» вместе с Вонгсават. Люк Депре занялся жестким спаррингом с Сян Сянпином прямо на береговой линии, а Хэнд удалился в свою половину купола – вероятно, чтобы возжечь еще немного магического огня.

Лично я провел остаток утра на скале. Она возвышалась над пляжем, и здесь мы сидели вдвоем с Сунь Липин. Я еще надеялся, что последствия прошлой ночи испарятся из моего организма раньше, чем кончится действие обезболивающего. Судя по небу, погода обещала улучшиться. Висевшая над морем серость начала с запада перемежаться клочками синего неба. На востоке еще виднелся дым от Заубервилля, замаскированный уходящими к горизонту облаками.

Мутное состояние не прошедшего до конца похмелья в сочетании с дозой болеутоляющего делали впечатление от вечера вполне мирным.

Развеялся и дым от обстрелянных наноколоний, о котором говорил Хансен. Когда я поделился с Сунь своим впечатлением, она только пожала плечами. Похоже, не я один наслаждался ощущением мирного вечера. Наконец я спросил:

– А тебя что-нибудь беспокоит?

– В ситуации вообще? – Она задумалась. – Знаешь, я бывала в худшем положении.

– Конечно, раз тебя убили.

– Конечно, да. Но я имела в виду другое. Наносистема – это действительно предмет для беспокойства, но… Даже если опасения Матиаса Хэнда обоснованны, вряд ли она способна достать «Нагини» в полете.

Я тут же вспомнил про того наноробота, о котором рассказывал Хэнд. Скорострельная пушка в виде кузнечика. Хэнд не рассказывал этого на брифинге.

– А семья в курсе, чем ты зарабатываешь на жизнь?

Сунь слегка удивилась вопросу:

– Да, конечно. Военную карьеру первым предложил отец. Хороший способ развить свои способности за их деньги. А у военных всегда есть деньги. Так говорил отец. Оставалось решить, чем заняться и за что они станут платить. Конечно, он не предполагал, что будет война. И вообще, кто думал об этом двадцать лет назад?

– Да уж.

– А твои?

– Мои кто? Отец? Не знаю. Последний раз я видел его лет в восемь. По личной шкале – почти сорок лет назад. Более ста календарных.

– Извини.

– Не стоит. С тех пор, как он ушел, моя жизнь сильно переменилась к лучшему.

– Не считаешь ли, что он бы тобой гордился?

Я засмеялся в голос.

– Да, разумеется. Истинно так. Ведь он ценил насилие, мой старик. Покупал сезонный билет на бои без правил. Он никогда не занимался спортом, так что был ограничен в спарринге. Только беззащитные – женщины и дети. – Я закашлялся. – Ладно, теперь все равно. Он мог бы гордиться тем, что я сделал со своей жизнью.

Несколько секунд Сунь молчала, потом опять спросила:

– А твоя мама?

Я отвернулся, словно пытаясь вспомнить. Оборотной стороной проводившихся в корпусе тотальных психологических практик было то, что события прошлой жизни теряли четкость, лишаясь деталей. Вас будто уносило от них на лифте. Скорее даже на ракете. В свое время я страстно этого желал. Теперь не был так уверен. Я просто почти ничего не помнил. И медленно произнес:

– Думаю, она обрадовалась, найдя меня в списках завербованных. Устроила дома чайную церемонию. Пригласила гостей со всего квартала. Уверен, она гордилась мной. К тому же семья нуждалась в деньгах. Ей нужно было кормить троих – меня и двух младших сестренок. После ухода отца мама работала как могла, но жили мы плохо. А с началом моей службы доходы семьи утроились. На Харлане солдатское жалованье выглядело большими деньгами. И Протекторат денег не жалел – нужно было как-то конкурировать с бандитами из якудза и квеллистами.

– Она знает, где ты?

Я с сомнением покачал головой.