отмечен тот период. На поверхности имелось мало признаков того, что базовая структура владения собственностью в то время претерпела кардинальные изменения. В этой сфере не наблюдалось ни впечатляющего притока капиталовложений буржуазии в земельную собственность, ни масштабной экспроприации земли у аристократии или джентри. Постоянно идущий процесс ассимиляции небольших групп из деловой среды и лиц свободных профессий изменял первоначальный состав класса землевладельцев, не оказывая значительного воздействия на его общий характер. Правда, если рассматривать верхушку социальной лестницы XVIII в., то можно видеть усиление и укрепление слоя крупнейших землевладельцев. Но земля была лишь одной из многих форм собственности, и не обязательно самой важной. Даже в начале столетия приоритет земельной собственности начал снижаться. Оценки национального дохода во времена «Славной революции» показывают, что доля сельского хозяйства в нем составляла около половины. Однако соотношение менялось; к 1780 г. оно, вероятно, сократилось до одной трети. Фактически земля сама стала частью общей коммерциализации английской экономики; затраты на ее эксплуатацию и улучшение рассматривались точно так же, как и вложения в акции, торговлю или производство. Было отмечено, что если депрессия в сельском хозяйстве мало влияла на торговлю, то в обратном случае дела обстояли по- другому: спады в торговле оказывали крайне негативное воздействие на цены на землю. Во время войны с Америкой вызванный ею резкий спад во внешней торговле оказал немедленное воздействие на стоимость недвижимости, что привело к серьезным политическим последствиям. Если бы землевладельцы обладали значительной долей неземельной собственности, ситуация была бы совершенной иной. Но у них ее просто не было, несмотря на все их значение в определенных секторах, таких, как владение правами на разработку полезных ископаемых или их роль на рынке государственных ценных бумаг. Движимое имущество в форме промышленного капитала, личного богатства и торговых балансов в подавляющем большинстве случаев принадлежало широким массам среднего класса. Именно от него в первую очередь зависели жизнеспособность и рост национальной экономики, а также социальная гибкость и стабильность общества, которыми так восхищались иностранцы.
Средний класс, или, как его еще называли, «средний слой», конечно, не имел единого социального самосознания, не был он и однородной группой. Между обладавшими огромными торговыми состояниями заправилами больших городов, господствовавшими на рынке капитала, и мелкими торговцами и ремесленниками, представлявшими основную опору коммерческой Англии – новую «нацию лавочников», пролегала значительная дистанция. Эту мысль часто приписывают Наполeoнy, но на самом деле Адам Смит высказал ее задолго до него. Кроме того, нельзя сказать, что было много сходства между зажиточным крестьянином, крепко стоящим на ногах фермером-арендатором, которого вскоре удостоят наименования «фермер-джентльмен», и его городским аналогом – предпринимателем, доктором или юристом, которые процветали в обществе времен начала промышленной эры. Тем не менее эти люди имели много общего. Зачастую добившиеся успеха только собственными силами и всегда зависящие от энергичного использования своих талантов, они были настоящими «капиталистами» в том смысле, что вкладывали свой труд и свои доходы в предпринимательскую деятельность, коммерческую или профессиональную. Все вместе они владели, управляли наиболее динамичными сегментами экономики или контролировали их. В сфере политики их верховенство редко оспаривалось в больших и малых городах; даже во многих сельских приходах они чаще представляли правящий класс, чем надменные олигархи или величественные магнаты, казавшиеся такими важными в Уайтхолле или Вестминстере.
Доминирующее влияние этого класса, с его прагматичным отношением к действительности и прямой коммерческой логикой, ощущалось повсеместно. Не в последнюю очередь оно было очевидным в сфере образования, которое в XVIII в. имело жалкую репутацию. Если проанализировать состояние великих учебных заведений времен Тюдоров и Стюартов, классических школ и университетов, то результат будет выглядеть не очень обнадеживающим. Классических школ, которые продолжали энергично выполнять свою задачу – давать образование детям сравнительно скромного происхождения, было немного. Школьные фонды в большинстве случаев были явно недостаточными, для того чтобы покрывать все расходы или избежать корыстолюбия со стороны тех, кто их контролировал. Священники, проводившие в них обучение, зачастую делали все, что в их силах, но и они не могли противостоять расхолаживающему влиянию низкого жалованья и неудовлетворительной поддержки. Университеты Англии создавали впечатление самоуспокоенности и спячки, особенно в сравнении с шотландскими университетами. К северу от англо- шотландской границы научная жизнь была отмечена религиозными спорами и даже фанатизмом. Но она отражала также ту энергию, которую давало ей Шотландское Просвещение. Вклад шотландцев в европейские достижения того времени в таких областях, как философия морали, политическая экономия и медицина, был очень существенным. Английские университеты сильно проигрывали по этому критерию. В их задачу входило, с одной стороны, обучение священнослужителей, а с другой – предоставление широкого образования благородным и имущим сословиям. Именно ее они выполняли даже с большим рвением, чем им обычно приписывалось. Упорядоченная и новаторская программа обучения, предложенная в новых учебных заведениях, таких, как Хертфорд в Оксфорде, или подлинный прогресс, достигнутый в математическом образовании в Кембридже, никоим образом не подтверждает того впечатления, которое создают издания Роулендсона или антиклерикальная пропаганда. Тем не менее они никак не удовлетворяли потребности среднего класса.
Но дело в том, что от них этого и не ждали. Из-за недостатка классических школ и университетов характерные для среднего класса схемы финансирования в виде подписки и членских взносов были направлены на создание большого количества учреждений, дающих практическое, прогрессивное образование, призванное помочь отпрыскам среднего сословия найти место в свободных профессиях и в мире бизнеса. Эти школы зачастую существовали недолгое время, а когда закрывались, оставляли после себя настолько мало следов, что викторианским критикам было легко поверить в то, что эти школы никогда не существовали. Даже самые лучшие школы XVIII в., включая академии диссентеров в Нортгемптоне и Уоррингтоне, в числе других таких же заведений, просуществовали совсем недолго. Но пока они работали, они давали именно то основное, непретенциозное образование, которое было нужно среднему классу.
В результате сложилась подлинная культура среднего класса, с характерной для нее прагматичностью. Если и было Английское Просвещение, то оно существовало, вероятно, в форме просвещения практического ума. Основное внимание в середине XVIII в. было приковано не к теологическим спорам или к философским размышлениям, а скорее к прикладным технологиям. Общество поощрения искусств, основанное в 1758 г., подходящим образом выражало этот дух. В первые годы деятельности Общества проектом, вызвавшим, наверное, наибольшие споры, стал план по доставке рыбы, пойманной у морского побережья, дорожным путем в Лондон, что нарушало монополию торговцев рыбой, выловленной в Темзе, и резко снизило цены на этот полезный и (как подчеркивалось) питательный продовольственный товар. Несомненно, проект являлся немного эксцентричным, но его цель была исключительно практической. Деятельность Общества поощрения искусств вызывала огромный интерес в стране, но оно было всего лишь самым знаменитым среди множества клубов и ассоциаций, формальных и неформальных, эфемерных и просуществовавших долгое время, которые возникли на основе интереса к научному или псевдонаучному знанию. В провинции этот интерес вызывал не меньше энтузиазма, чем в столице. И вновь стоит отметить, что Личфилдский кружок, связанный с Эразмом Дарвином, а также Лунное общество были только наиболее прославившимися среди множества любительских объединений и отличавшимися наибольшим рвением в этой области. Поток литературы, организации которого они способствовали, также дает представление о росте общественного интереса к научным проблемам. Даже ежемесячные журналы, чьей основной задачей было развлекать, давали информацию о неисчислимом множестве изобретений и научных теориях той эпохи, глубоко увлеченной исследованием материального мира.
Работа и обучение среднего класса требовали развлечений для него же. Восемнадцатый век всегда будет ассоциироваться с увеселениями светского олигархического общества, нашедшими выражение, в частности, в расцвете первого из известнейших своими минеральными источниками городов-курортов. Однако город Бат в георгианскую эпоху был бы всего лишь тенью себя самого без клиентуры из среднего класса. Успех предприятия семьи Вуд, выступившей застройщиком, и «Красавчика» Нэша в качестве первого распорядителя зависел не только от имен великих мира сего, но и от денег среднего слоя. На одного аристократа, о котором сообщалось, что он лечится на водах или посещает ассамблею, приходилось множество тех, кто платил деньги за возможность быть причастным к светской атмосфере, созданной здесь. В этом отношении, как и во многих других, именно неизменная приверженность среднего слоя моде и
